Джиб прервал свои воспоминания, и в голове у него вдруг возникла схема будущего плана действий. В одно целое соединились мысли о пользе змеиного яда, Чарли Суне, о деньгах Джулии. Его план был таким осуществимым и интересным, что он застыл у витрины, где были представлены разнообразные ножи. Он не заметил, как подошел приказчик и спросил, что он желает. Но Джиб его не слушал. Только после того как приказчик несколько раз покашлял, Джиб опомнился и быстро направился к выходу.
Выйдя на улицу, Джиб взглянул на небо и понял, что сегодня поздно отправляться в ущелье Даблтри, тем более что он договорился поужинать вместе с Ли. «Все складывается как нельзя лучше», — подумал Джиб, предвкушая тщательную разработку каждой детали плана.
Он направился на центральную улицу, наслаждаясь прохладным полуденным воздухом. Всюду сновали люди, кто-то шел в бакалейную лавку Блюма или в Первый национальный банк Стайлса. По дороге проезжали четырехколесные конные экипажи, повозки, дилижансы. Движение было интенсивным и шумным, извозчики кричали прохожим, чтобы те посторонились. Джиб вспомнил, как раньше в Стайлсе было две дюжины пивных, а не три, как сейчас. То и дело можно было видеть пьяные ссоры, часто раздавались выстрелы, завязывались потасовки, уличные скандалы, даже убийства. Все это было обычным каждодневным явлением. Для доктора Эдварда здесь всегда была работа, он готов был оказать помощь пострадавшим, вытащить пулю или зашить колотую рану. А сейчас это за него делает его вдова, женщина! В это невозможно поверить, ведь ей приходится общаться со всяким сбродом.
Мысли о Джулии буквально несли его к ее дому. Он решил почаще ее навещать, чтобы завоевать доверие. Он неплохо начал, но предстоит многое сделать, чтобы реализовать свой план.
Дом доктора находился приблизительно в миле от города на верху Катонвудского ущелья. Когда Джиб шел, его взору предстал великолепный весенний пейзаж с высокими холмами, покрытыми елями, соснами, перемежающимися лугами, где росли полевые цветы. Пленящий свежий воздух придавал особую уверенность Джибу, казалось, что он непременно выполнит намеченное. Ему даже не хотелось курить, чтобы не осквернять чистоты и девственности здешних мест.
Когда он подходил к дому, из амбара, словно из собачьей будки, выскочил Мосси и посмотрел на Джиба взглядом преданного пса.
— Привет, Джиб! Что ты здесь делаешь?
Без боли в сердце на Мосси смотреть было невозможно. Согнувшийся от ревматизма, кривоногий, Мосси выглядел самым несчастным и больным человеком в мире. Вчера, когда он впервые увидел Джиба, он заплакал. Мосси никак не мог отделаться от воспоминаний о войне. Они преследовали его, он не мог забыть 64-й год и всех тех ребят, которые погибли в огне войны.
