— Слушаю вас? — послышалось слева от меня. Я повернулся к официанту. Тот самый, который большим пальцем показал на одну из звезд мирового балета одному из лучших детективов вселенной.
— Что сам пьешь? — спросил я его.
— «Клеловач»… — ответил он.
— Его еще делают? — спросил я. — Я думал, в Югославии больше не осталось можжевельника. Гм… А что еще?
— Еще я люблю «сайд-кар», но с «аурум» вместо «куантро», — ответил он, внимательно глядя на меня.
Я кивнул:
— Могу себе представить. И нёбо не раздражает.
— На десерт люблю лейпцигский бальзам, — вызывающе сказал он.
— Но с крепким сладким кофе, — быстро добавил я. '
Он набрал в грудь воздуха.
— Вам говорит что-нибудь название Клостерней-бург? — спросил он.
— Разумеется, — обрадовался я. — Там до сих пор живет Хагги Клафф? И все еще не может простить тех, кто лучшим лимузиновым деревом считает дубовую древесину из Тронсэ?
— Все верно, сэр. Если позволите, я займусь приготовлением чего-нибудь особенного для вас?
— Именно об этом я и мечтаю. И что-нибудь для дамы…
— Прошу прощения, но это мой коктейль, из моих напитков, и я делаю его только для своих гостей. Со всем к вам уважением, мадам… — Он поклонился Таде и удалился.
Она радостно захихикала и коснулась моей руки.
— Так тут всегда, так что не волнуйся. Удивление, ошеломление, возбуждение, осмеяние… Это основные лозунги данного заведения. Взгляни на этот «Бюллетень абсурда». — Она подвинула мне напечатанный красивым шрифтом листок; я бросил взгляд на текст:
«Еще двадцать лет назад в железнодорожных вагонах Польши (Центральная Европа) висели правила для пассажиров, в которых, в числе прочего, можно было прочитать:
Запрещается без разрешения проводника передвигать спинки сидений. Запрещается езда на крышах, сцепках и т. д. После прибытия на конечную станцию пассажиры обязаны (sic!) покинуть вагоны».
Я посмотрел на Таду.
— Это вершины абсурда, еще одно чудачество «Грота». Но скажи мне, что это за лимузиновое дерево?
— Ха! Это лучшее сырье для изготовления бочек и чанов, предназначенных для выдержки благородных вин и коньяков. Одни предпочитают дуб из бывшей провинции Лимузин, другие — из леса Тронсэ. Вот и все.
Она внимательно и серьезно смотрела на меня. Посмотрел и я на нее. Маленький, пушистый, легкий, словно из семян одуванчика, беретик-шапочка, сидевший слегка набекрень, придавал ее лицу задорный или, может быть, слегка заносчивый вид. Серо-зеленые глаза были созданы для смеха, женщины с такими глазами шагают по жизни радостно и бодро и чаще всего еще до сорока лет испытывают сильнейший душевный надлом, после чего кончают прыжком в пропасть. Иногда, хотя и редко, они доживают до почтенного возраста и становятся чудесными симпатичными старушками, в глаза которых влюбляются невинные юноши.
