Будда вежливо улыбнулся. Он явно не разделял моего своеобразного настроения, занятый психологической подготовкой к тяжелой работе.
— Может, потом, если у нас ничего не выйдет. У тебя же найдется какая-нибудь бомбочка в «бастааде»…
— Я… — В дверях появился наш парень из очереди; я поднял руку и кивнул. — Идем, подумаем по дороге, что делать с этим забытым Богом городишком…
В такси было сухо. Водитель не утомлял разговорами. Услышав адрес, он кивнул, а затем работал только руками. Голос его мы услышали лишь тогда, когда подъехали к жуткого вида шестиэтажному зданию длиной, наверное, в полкилометра.
— Самое длинное жилое здание в Америке.
В его голосе не было гордости, но он все равно меня
«разозлил. — Не беспокойся, в других городах тоже хватает кретинов… — Я протянул ему десятку и выбрался из машины.
— Сукин сын! — рявкнул он мне вслед.
«Я наклонился к еще приоткрытой дверце: — А я-то думал, здесь изъясняются исключительно языком Шекспира.
Он со всей силы хлопнул дверцей; я отошел на шаг, вызывающе улыбнулся и, не глядя, отдал сумку Будде. Водитель выдал какое-то замысловатое ругательство, блеснули белые зубы и мокрый блестящий язык, но ни на что большее он не решился и отыгрался на собственном двигателе.
— Вредный тип, — послышалось сбоку. Я протянул руку и забрал сумку. — Хорошо хоть, дождь кончился.
Я посмотрел вверх. Действительно — я зря ругался с таксистом, дождь прекратился. Мы направились к ближайшему подъезду, но попали не слишком удачно — нужно было пройти несколько сотен метров по прямому коридору. Где-то впереди светилось единственное маленькое окно, из-за чего коридор, и без того узкий и низкий, казался еще уже и ниже. Многие слои граффити накладывались друг на друга без какой-либо системы, и даже с помощью рентгеновских лучей невозможно было бы определить первоначальный цвет стен. Оба мы были в туфлях на мягкой подошве, но в этой сурдокамере даже паук вызвал бы эхо, плетя паутину.
Мы машинально ступали почти на цыпочках, и лишь в лифте я позволил себе вздохнуть громче. Будда покачал головой.
— Боже милостивый… — прошептал он, хотя в лифте можно было бы зарезать парочку поросят, не опасаясь, что сквозь его стены пробьется хоть какой-нибудь звук. — Сейчас попрошу тебя, чтобы ты меня ущипнул.
— А ты думал, полтора миллиона самоубийств в год — это вражеская китайская пропаганда? — Я помог дверям преодолеть трение заржавевших пазов, и мы вышли в коридор. — Что он за тип, этот Юр?
