— Разумом и фантазией! Единственная фантазия, которая нужна верующему христианину, — это представление о великолепии той жизни, чтобы он смог вынести испытания этого скорбного мира. — В голосе патера звучала ненависть, глубочайшая ненависть. — А кто стоит на пути познания, тот заражен злом и должен быть просвещен. Veritas extinguit! Правда убивает. Мы предадим его очистительному огню, чтобы выгорело все плохое и остались лишь чистота и огонь веры.
Петрониус понимал, что не должен больше произносить ни слова. Любое замечание инквизитор может обратить против него, и на костре инквизиции станет одним поленом больше.
— Вы все грешники. Босх, Алмагин и Питер. Я видел страх в его глазах. Я видел его совесть, черную от греха и еретических мыслей. Он дрожал перед ликом смерти как осиновый лист. И ему не помогла его поганая вера!
Патер Иоганнес так близко подошел к Петрониусу, что запах лаванды, исходивший от сутаны, ударил подмастерью в нос и он чихнул. Глаза инквизитора горели, в то время как у художника все внутри похолодело.
— Вы защищаете своего мастера. А я думаю, что только из-за одних картин он заслуживает костра. Я убью его как дичь, затравлю на охоте и, нанося смертельный удар, посмотрю ему в глаза.
Отвернувшись, он продолжил так тихо, что Петрониус едва разобрал слова:
— И он умрет в страшных муках!
Патер зашагал сквозь толпу молящихся, которая расступилась перед ним. Потом резко вырвал из рук счетовода протянутый ему листок.
На плечо Петрониуса опустилась чья-то рука. Он испуганно обернулся.
— Что ты здесь делаешь?
Позади него стояла Зита.
— Кого ты ждешь? — прошептала она и осторожно прикрыла рукой рот Петрониуса, когда тот собрался громко рассказать ей о цели своего прихода в собор.
— Эти колонны имеют уши, а окна — глаза. Даже небо подсматривает за тобой, — улыбнулась девушка. — А оставаться в соборе в сумерках безопасно только для старух.
Жизнь давно переместилась за стены собора. Замолкли молотки каменотесов. Торговцы и проститутки перебрались на улицы перед храмом. Лишь шаги немногочисленных молящихся раздавались под сводами храма и замирали перед одним из алтарей.
— Скоро придет мой учитель, и я должен предостеречь его.
Зита вскинула бровь:
— От кого?
Петрониус помедлил, но решил сказать хотя бы часть правды.
— От инквизитора. Он собирается травить учителя.
— Это делают многие, — прошептала она. — Но у твоего мастера влиятельные друзья, более влиятельные, чем доминиканцы. Поэтому патер его и пальцем не тронет. Ты можешь спокойно идти домой. Ляг в кровать, Петрониус, круги под глазами не красят тебя.
