«Ненавижу прошлое», — часто говорила мне Люси, отмахиваясь от него. Я его тоже ненавидел, но ненавистью, которая сама по себе уже означает живую связь.
Видимо, я снова задремал. Меня разбудил голос, голос, так хорошо мне знакомый. Люси просила обнять ее, шептала что-то о кошмаре. В этом ничего необычного не было. Она вообще спала плохо и часто просыпалась среди ночи от страхов, которые мне не удавалось ни понять, ни рассеять, словно ветер принес их из какого-то предыдущего существования, где среди игроков меня не было. Спасением от этой беспомощности было ощущение ее физического присутствия справа от меня. У жены и мужа в постели всегда есть свое постоянное место. Я был окном, она проходом. Я сонно потянулся, сжал ее плечо, потом грудь.
Мою руку резко отбросили. Я открыл глаза и обнаружил, что щупал мою соседку. Я многословно извинился, сначала на английском, потом на французском, и мне дали понять, что вопрос закрыт, и пока не будет повторения, никаких дальнейших мер принимать не станут. Мадам Дюпон умудрилась даже дать понять, что подобные заигрывания были для нее привычными — налог, который ей приходится платить за свою неотразимую красоту, и если они не заходят слишком далеко, она предпочитает терпеть их — а при некоторых обстоятельствах так и приветствовать, — но когда ее муж сидит всего в нескольких шагах позади, hélas[8]…
Я еще раз извинился и прикинул, что, допусти я сходную ошибку с американкой определенного типа, то, вполне возможно, нарвался бы на иск в миллион долларов. Я не рискнул снова заснуть, докопался до моего плейера и кассеты, которую и вставил. Тут с громким «пинг!» вспыхнуло табло, и голос капитана по переговорной системе сообщил нам, что впереди ожидается некоторая турбулентность. Он еще не успел договорить, как ударила первая волна и самолет завибрировал, что-то бормоча.
По проходу ко мне кто-то шел. Освещение в салоне было пригашено, чтобы изображение на киноэкране было более ярким и четким, и сначала я счел, что вижу стюардессу. И тут же понял, что это пассажирка, женщина, которая предположительно была в туалете, когда вспыхнул сигнал «пристегнуть ремни». Хотя самолет трясло, она шла со спокойной невозмутимостью, опустив голову, чтобы видеть, куда ступают ее ноги. И только когда она прошла, я понял, что Люси молодеет.
Отстегнув ремни, я неуклюже перебрался через ноги мадам Дюпон. Одна из стюардесс пробежала по проходу и подтолкнула меня назад к креслу:
