«Эскапизм, — думал он, слушая ее гипнотический голос. —Нужно быть настороже — все это очень убедительно, но ложно».
— Хорошо, — наконец сказал он, прерывая поток ее слов, — если я буду просто сидеть, тупо уставясь на собственные руки, что будет с моими пациентами? Что станет с людьми, которым я мог бы помочь?
— Думаю, они так и останутся при свом безумии, — ответила Джоан. — Зато ты, по крайней мере, не разделишь их участи.
— Но нельзя же не признавать реальности.
— Реальность — это моя рука. А вот война — это лишь сон.
— Разве тебя не волнует, что человечество порабощено существами с другой планеты? Разве тебя не волнует, что все мы, возможно, скоро умрем?
— Я все равно когда-нибудь умру. А когда это случится, не все ли мне будет равно, живы остальные, или нет?
Пол Риверз почувствовал, как его захлестывает волна тупого отчаяния. «Она так невозмутима, — лихорадочно думал он, — так надежно укрыта за своими шизоидными линиями обороны. За этим своим праведным фасадом. Какой абсолютный эгоизм, какая вызывающая самовлюбленность». Опустив глаза, он увидел, что руки его сжаты в кулаки. «Боже мой, — подумал он, — что я делаю? Я никогда не бил пациентов, я их только слушаю. Должно быть, она все же зацепила меня, проникла в какой-то глубокий колодец бессознательно подавляемого мной в душе балканиизма». Он бросил на нее взгляд и заметил, что она внимательно наблюдает, ощущая его отчаяние, гнев и страх.
— Вам кажется, будто эта ваша маленькая война — важное дело, — сказала она. — Но для меня она — всего лишь мелкая и ничего не значащая стычка в куда более серьезной борьбе.
— Интересно, что же это за борьба?
Не говоря ни слова, Джоан указала на ящик с растениями. Среди цветов схватились две группы муравьев — красные и черные. Пол уставился на переплетающиеся в борьбе тела и челюсти, сомкнувшиеся на врагах, потом отвернулся, не в состоянии вымолвить ни слова. «А может это я, — мелькнула у него мысль, — живу в мире снов и утешительных иллюзий? И настоящий эскапист это как раз я?»
Тут он заметил, что Джоан по-прежнему наблюдает за муравьями. Но не с состраданием — на ее безмятежном как у Будды лице играла легкая нежная улыбка.
Рудольф Балкани уселся за свою усовершенствованную, питаемую от солнечных батарей пишущую машинку и позволил потоку слов литься из-под пальцев. Двое суток без сна, но какое это имело значение? Таблетки метамфетамина в его серебряной коробочке для лекарств будут поддерживать его до тех пор, пока он не закончит.
