— Теперь я не знаю, с чего мне начать, — краснея, ответила Белла, — я ведь тоже хотела сказать, что мне приятно смотреть на вас, Лиззи. Но можно начать и не с начала, правда?
Лиззи пожала красивую руку, протянутую ей таким же красивым и искренним движением.
— Так вот, милая Лиззи, — сказала Белла, придвинув ближе свой стул и взяв Лиззи под руку, словно они собирались на прогулку, — мне поручено кое-что передать вам на словах, и я боюсь, что скажу не так, как надо, но я все-таки постараюсь. Речь идет о вашем письме к мистеру и миссис Боффин, и вот в чем дело… Погодите! Ах да! Дело вот в чем.
После такого вступления Белла заговорила о просьбе Лиззи сохранить ее тайну, очень мягко коснулась ложного обвинения и того, как оно было снято, а потом спросила, не имеет ли оно какого-нибудь отношения, близкого или самого отдаленного, к ее просьбе.
— Я чувствую, милая Лиззи, — сказала Белла, сама удивляясь своему умению подойти к делу, — что вам тяжело об этом говорить, но я тут замешана тоже: не знаю, известно ли вам, а может вы и сами догадались, — ведь я та самая девушка, которая по завещанию должна была выйти за этого несчастного человека, если б он нашел, что я его достойна. Меня втянули в это, не спросив моего согласия, и вас тоже втянули, не спросив вашего согласия, так что разница между нами очень невелика.
— Я не сомневалась, что вы и есть та самая мисс Уилфер, имя которой мне так часто приходилось слышать, — ответила Лиззи. — Не можете ли вы сказать мне, кто такой мой неизвестный друг?
— Неизвестный друг, милая? — переспросила Белла.
— Тот, который заставил снять обвинение с моего отца и после прислал мне писаную бумагу.
Белла о нем никогда не слыхала. Не имела даже понятия, кто он такой.
— Мне бы так хотелось поблагодарить его, — сказала Лиззи. — Он столько для меня сделал. Надо надеяться, когда-нибудь мне представится случай поблагодарить его. Вы спросили, не имеет ли это отношения…
— Это или само обвинение, — вставила Белла.
— Да. Он или что-нибудь другое заставляет меня жить вот так, скрываясь от всех, в уединении? Нет.
Отвечая, Лиззи Хэксем покачала головой, обратила взгляд на огонь, и при этом в ее скрещенных на груди руках выразилась спокойная решимость, что не укрылось от зорких глаз Беллы.
— Вы долго жили одна? — спросила Белла.
— Да, это для меня не ново. Я часто оставалась одна на долгие часы, и днем и ночью, еще когда был жив бедный отец.
— Мне говорили, у вас есть брат?
