— Ваши новости. «Голос Америки». Би-би-си.
— Я лучше почитаю Коран, — возразил я и удивился, когда он покачал головой.
— Коран лишь говорит тебе о лицемерах. А по радио ты можешь их услышать. Когда ты видишь все своими глазами, а потом слышишь, как они об этом говорят, начинаешь все понимать.
Он сказал правду. Каждое утро, когда я слушал новости, меня переполнял гнев. Дикторы просто не верили в те подлинные, ужасные события, которые я наблюдал каждую ночь. Я понимал это по тону их сообщений. Они говорили о кровопролитии, изнасилованиях, пытках, убийствах, и в их голосах слышалось сомнение. Или они сообщали, что в этих местах такие происшествия в порядке вещей. Поначалу я думал, что американцы просто не знают и не могут узнать о том, что происходит здесь на самом деле. Но они не хотели знать. Им было все равно. Они могли узнать больше, могли помочь. Но не делали этого. И я начал понимать, что это в какой-то степени делает их соучастниками.
Мы с Рашидом вместе читали Коран. Мы молились. Он рассказывал мне об уроках, которые он преподает. И он всегда говорил о справедливости. Мне кажется, иногда даже слишком много. Но со временем его слова обрели для меня смысл.
— Ислам и справедливость — это одно и то же, — повторял он. — Но настоящая ли это справедливость? Много ли ты видел справедливости в так называемом мусульманском мире? Много ли ты видел ее в Америке? — Он покачал головой.
— Не говори мне про Америку, Рашид. Я знаю Америку. Это совсем другое.
— Ты прав. Но если мы хотим восстановить справедливость, нами должны руководить законы, а не люди. Разве не этому тебя учили в Америке?
— Откуда ты это взял?
— Это есть в книге. Божьи законы. Люди, которые понимают их, могут вернуть мир этим землям, они повсюду несут с собой мир. Я и ты, Курт, и люди вроде нас, с помощью Божьих законов мы восстановим справедливость.
* * *
Задолго до того, как широкая общественность узнала о концентрационных лагерях, до нас стали доходить зловещие слухи о них, и с самого начала мы знали, что это правда. Уже существовал специальный термин, обозначавший то, что делали сербы, — «этническая зачистка». Но в начале 1992 года никто еще не знал, что это такое. Лагеря стали частью этой операции. Вполне закономерной частью. Но никто в это не верил. Лагеря не только должны были удерживать находящихся в них людей, но и сломить их волю, заразить страхом, как смертельной болезнью. Сожжение домов, изнасилование женщин — это унижения, о которых ты будешь помнить всю свою жизнь, которые искалечат твою душу. У тебя отнимают честь семьи, твои родовые земли, саму семью. Что остается у тебя в этих горах? Все, что ты имел, смешано с грязью, осквернено.
