Король сидел в седле, чуть отведя руку с большой белой палкой, на конце которой мерцал красно-зеленый шар. Наверное, это был волшебный посох. Я хотела спросить Гарольда, но тут горожане опомнились и завопили так, что даже коняга подо мной, уж на что спокойный, вздрогнул.
— Обер-рон!
— Слава королю!
— Слава!
В этом реве и гвалте потонули слова мэра — тот обращался к Оберону и кланялся, приложив руку к сердцу. А король сидел в седле и смотрел на него так же спокойно и внимательно, как смотрел еще недавно на меня…
Я покосилась на Гарольда. Он не сводил с Оберона глаз и был непривычно бледный, даже веснушки пропали. Я подумала: а ведь для Гарольда все это, как и для меня, в первый раз. В первый раз на его памяти Королевство бросает насиженное место и уходит в никуда, и неизвестно, что там, впереди, ждет.
Интересно, он взял с собой старую куртку, как велела ему мать?
Пока я об этом раздумывала, мэр закончил свою речь. Оберон коротко кивнул ему и обвел площадь глазами. И сказал одно слово — будто бы негромко, но голос его перекрыл гул толпы:
— Прощайте.
И протянул мэру большой ключ, вроде как из спектакля про Буратино. Люди вокруг заревели, завопили, в воздух полетели шапки, шляпы, свернутые платки…
А меня будто булавкой кольнули: значит, сейчас уже протрубит труба? И у меня не будет пути к отступлению?!
Я повернула голову. Гарольд смотрел прямо на меня:
— Ну что? Твой последний шанс вернуться. Давай.
Он изо всех сил старался говорить равнодушно, но на последнем слове голос его выдал. Мой учитель очень хотел, чтобы я ушла восвояси и унесла с собой его хлопоты.
Оберон на своем крокодилоконе медленно ехал вдоль каравана — от хвоста, где стояли хозяйственные повозки, к голове, где было его место. Иногда останавливался и перекидывался с кем-то парой слов.
Вот он все ближе к нам… все ближе… И времени на решение у меня все меньше… меньше…
Его конь был совсем близко, когда я увидела, что к бокам чудовища (и к коленям Оберона) прижаты перепончатые крылья, а из ноздрей немножко вылетает дым.
— Привет, Лена.
Я выпрямила спину, как могла.
— Добрый день, ваше величество, — и попыталась улыбнуться.
Оберон был серьезен:
— Ну что же, решай. Ты идешь с нами — или возвращаешься к себе?
— А вы знаете, у меня ничего же не получается…
(Что я делаю? Вся площадь на нас смотрит, каждая секунда на счету, сейчас протрубит труба…)
— Разве я нужна вам, ваше величество? Я маленькая…
Гарольд засопел, еле слышно постанывая.
