— Вот как?
— Я знавал при дворе покойного короля некоего дворянина, который с уверенностью твердил, что больше всего любят ту женщину, которая хуже всего обращается с вами и заставляет вас терпеть тысячу мук… Герцогиня кинула на юношу взгляд, красноречиво говоривший: «Неблагодарный!». Однако Рауль спокойно продолжал:
— Если вы страстно любите женщину, она перестает любить вас; если женщина страстно любит вас, она становится для вас невыносимой!
— Да неужели, милый Рауль!
— Любовь не может процветать на широкой проезжей дороге, где нет препятствий и измен. Для ее процветания требуются затруднения, страдания, измены, тысячи мук; иначе она чувствует себя как рыба, вытащенная на берег, или как птица, брошенная в воду…
— Но, милый Рауль, знаешь ли ты, что твой портрет любви отвратителен?
— Отвратителен, — может быть, но зато правдив, и, если ваше высочество разрешите мне, я докажу, что это так.
Не отвечая, Анна Лотарингския кинула на юношу взгляд, полный властных чар. Тогда Рауль нетал со скамеечки, преклонил колени и взял герцогиню за руку. Анна не отдернула руки и даже бровью не повела, когда смелый юноша поцеловал эту руку.
— Ну-с, я слушаю вас, прекрасный рыцарь! — сказала она улыбаясь.
— Ваше высочество! — заговорил Рауль. — Вам угодно было с благосклонностью взглянуть на меня, смиренного и ничтожного, и возвести до себя. Здесь мы одни, здесь принцесса уступает место женщине, — и с этими словами Рауль, обняв герцогиню, поцеловал ее.
— Далее?
— Да, здесь вы любите меня. Но завтра или даже сегодня вечером улицы наполнятся народом, и во главе блестящей свиты, окруженный изящнейшими и благороднейшими синьорами, прибудет герцог Гиз. Все с приветствиями преклонятся пред герцогиней
Анной, дочерью лотарингских герцогов, внучкой Людовика Святого, и никто не обратит внимания на мелкого дворянчика, который тут же отойдет в тень!
Герцогиня взяла обеими руками голову юноши и вернула ему поцелуй, который он осмелился дать ей перед тем.
— Ну так вот, — продолжал Рауль, — обволакивать вас взглядом, тайно обожать вас, когда все будут выражать вам свой восторг и преклонение, это мука, это ад, но в то же время это счастье…
— Ну, так будь счастлив! — ответила герцогиня, снова целуя его.
Рауль собирался продолжать свою теорию любви, но в этот момент в дверь постучали. Это явились слуги мэтра Гардуино с ужином.
— Друг мой Рауль, — шепнула герцогиня, — чтобы доказать тебе, что любовь, приравниваемая к пытке и аду, иной раз может стать раем, приглашаю тебя отужинать со мною!
