— Красавица, примите привет от провинциальных дворян, которые впервые попали в Париж и с первых шагов встречают в вашем лице такого ангела небесного!
— По вашим манерам не скажешь, что вы из провинции, — ответила Паола, вспыхнув от удовольствия. — Но если вы в первый раз приехали в Париж, то откуда вы знаете моего отца, как вы только что упомянули?
— Мы познакомились с ним на дороге между Блуа и Орлеаном, — ответил Ноэ.
Юный Амори не привык терять время даром, а потому тут же принялся ковать железо, пока оно горячо, и, в то время как Генрих выбирал духи и притирания, успел шепнуть девушке, что она рождена не для лавочки, а для придворного блеска, что ее красота могла бы соблазнить даже святого, и многое другое в том же изысканном роде.
Он долго пролюбезничал бы с красавицей итальянкой, если бы Генрих не окрикнул его:
— Ну, Ноэ, я купил все, что нужно. Пойдем?
— Прекрасная! — сказал Ноэ. — Соблаговолите передать вашему батюшке мой нижайший привет!
— С удовольствием, мессир, — ответила девушка. — А могу ли я узнать ваше имя?
— Ноэ, беарнский дворянин! Буду очень благодарен вам, если вы передадите мой привет своему батюшке, хотя…— тут Амори де Ноэ бросил на девушку убийственный взгляд, — хотя я с удовольствием зашел бы сам, если бы знал, когда буду иметь возможность застать его!
— Отец бывает дома каждый вечер. Приходите, как только будет дан сигнал к тушению огня, и вы непременно застанете его.
Ноэ откланялся, взял под руку своего царственного друга, кинул последний взгляд на прекрасную флорентийку и вышел из лавки,говоря Генриху:
— Пойдемте в Лувр. Господин Пибрак, наверное, будет удивлен нашим посещением!
Когда молодые люди ушли, Паола повернулась, чтобы скрыться в комнаты. Но приказчик удержал ее, сказав:
— Синьорина, вы опять нарушили приказ батюшки!
— Тебе-то какое дело, Годольфин! — надменно ответила она.
— Мне дано приказание следить за вами…
— А, так ты разыгрываешь подле меня низкую роль шпиона? — крикнула Паола. — Ты доносишь ему о каждом моем слове и поступке?
При виде разгневанного лица Паолы Годольфин, побледневший еще больше, упал пред ней на колени и с рыданием крикнул, простирая к ней руки:
— О, прости меня, Паола! Прости меня!
— Ты грязный урод, безродный проходимец, подлый лакеишка…— продолжала неистовствовать Паола.
При последнем ее слове Годольфин встал с колен и твердо перебил ее, сказав:
— Я не лакей, Паола, я служащий!
— Ты лакей, потому что мой отец подобрал тебя черт знает где и взял к себе в услужение. Но это неважно!.. Помни одно: если ты не откажешься от мысли шпионить за мной, я подыщу себе какого-нибудь дворянина, который переломает тебе кости так, что впору будет сделать из тебя паштет для собак короля Карла! — И, окинув Годольфина надменным взглядом, Паола вышла из комнаты. Юноша упал головой на прилавок и с бешенством прошептал:
