Теперь, стоя у окна и думая о способах вернуть утраченную свободу, герцог Гиз внезапно увидал среди монахов, толпившихся на дворе, мощную фигуру о. Альфонса. Вот тогда-то ему и пришла в голову мысль потребовать себе исповедника. Он надеялся на свою обычную удачу — вдруг этим исповедником окажется действительно о. Альфонс? А если и нет, то не велика беда! Ведь имя герцога Гиза пользовалось достаточным обаянием и престижем в среде духовенства! Словом, он высказал Мовпену свое желание, и какова же была его радость, когда в вошедшем монахе он узнал действительно о. Альфонса!
Когда Мовпен оставил их одних, монах взволнованно подбежал к герцогу, воскликнув:
— Как? Неужели вы — тот человек, которому предстоит умереть? И вас-то я должен напутствовать? Невозможно! Невозможно!
— Увы, тем не менее это неизбежно.
— Но король никогда не осмелится…
— Да, будь король здесь, он тысячу раз подумал бы, прежде чем решился занести меч над моей головой, однако его нет, как вы знаете, а его слуги в точности исполнят его волю!
— Но я кинусь к народу, буду умолять скорее идти на помощь и спасение правой руки святой церкви!
— Вы этим только ускорите мою гибель, батюшка! При первом же натиске на Лувр моя голова скатится с плеч!
— Бог не допустит этого!
— Ну, так попросите Его совершить чудо!
Монах сел на стул. схватился обеими руками за голову и несколько минут провел в тревожной задумчивости. Когда вслед за этим он отнял руки от лица и встал, его взор сверкал торжеством, радостью и уверенностью.
— Это чудо свершится, герцог! — торжественно сказал он. — Двери откроются перед вами, и вражеская рука не коснется вас! Вы почти такого же роста, как и я… — и с этими словами монах скинул рясу.
— Но что вы делаете? — воскликнул герцог.
— Я превращаю вас в монаха, — ответил о. Альфонс. — Bы выйдете отсюда в моей рясе и…
— Но, если вы останетесь здесь, вас убьют! — крикнул герцог.
— Я уже давно молю Господа послать мне мученический венец. Церковь нуждается в вас больше, чем во мне, монсеньор!
Герцог не стал отнекиваться долее: ведь, в сущности, втайне он именно и рассчитывал на такой исход! Поэтому он поспешно снял с себя латы и ботфорты, оделся в монашескую рясу и сандалии. Монах оправил на нем капюшон, оделся сам в доспехи герцога и сказал:
— Возьмите в руки платок и прижимайте его к глазам, будто плачете, и вашего лица никто не увидит!
Герцог Гиз преклонил колено, получил благословение о. Альфонса и подошел к дверям, причем монах повернулся лицом к окну. Поэтому Мовпен, на стук открыв дверь, не увидел ничего подозрительного.
