Генрих III не мог удержаться от жеста изумления при виде этой парочки. Ведь ненависть Екатерины Медичи к мужу ее дочери Марго имела за собою и давность, и значительную почву.
Как же могло случиться, что теперь они вдруг обретаются в такой дружбе?
— Как? Вы… вместе? — пробормотал Генрих III.
— Сын мой, — ответила Екатерина, — я и наваррский король стали теперь друзьями!
— Друзьями? — воскликнул король.
— Да, сын мой, друзьями, и мне нетрудно объяснить вам, как это случилось. Мне пришлось слышать, как два рыцаря-крестоносца почувствовали друг к другу смертельную ненависть на почве соперничества в любви к прекрасной сарацинке. Однажды корабль, на котором находились оба рыцаря, потерпел крушенье, и враги вплавь добрались до острова, который оказался населенным дикими зверями. Как вы думаете, сын мой, что сделали оба врага?
— Наверное, они объединились для совместной борьбы с дикими зверями?
— Вот именно, государь.
— Но против кого понадобилось вам объединиться с наваррским королем?
— Против Лотарингского дома, государь!
— О, лотарингцы теперь мне нисколько не страшны! Их вождь арестован мною!
— Ну, так держите его крепко, государь, потому что, если ему удастся вырваться из плена, он поведет на Лувр парижан.
— Э, пустяки! У меня имеются швейцарцы! — равнодушно ответил Генрих III. Екатерина, покачав головой, возразила:
— Государь, вы слишком долго не обращали ни на что внимания, чтобы заставить теперь трепетать народ перед своей энергией.
— Простите, государыня, но никогда не поздно стать снова господином!
— Увы, парижане уже не верят в ваш авторитет.
— Ну, так мои швейцарцы дадут им почувствовать его!
— А все-таки следовало бы усилить гарнизон Лувра хотя бы несколькими сотнями гасконцев.
— Гасконцев? — удивился король. — Но откуда я их возьму?
— Я дам вам их, государь, — сказал молчавший доселе Генрих Наваррский. Генрих III задумался и потом произнес:
— Предположим, кузен, что народ действительно восстанет и что вы придете мне на помощь. Предположим далее, что с вашей помощью я разгоню взбунтовавшийся сброд. Знаете ли, что тогда скажут? Что я соединился с гугенотами!
— Ну, так пусть говорят!
— И папа может отлучить меня от церкви!
— Велика беда! Я тоже отлучен, однако это не лишило меня ни сна, ни аппетита, ни жажды. Стоит только привыкнуть, а там — ничего!
