После обеда музыканты, не перестававшие играть, пока длилась трапеза, тоже сели за стол.
Потом снова началось гулянье: жители нижнего города отправлялись в гости к жителям верхнего города, а обитатели верхнего города наведывались к согражданам в нижнем городе. Мы перешли мост через реку Эр. Образовалось два потока гуляющих: один поднимался вверх, другой устремлялся вниз. Площадь Великого Монарха была ярко освещена; столы на ней расставили кругом: свободными оставались только проходы на улицы и дверь в церковь, убранная, словно временный алтарь.
Кюре, истинный патриот, был избран в Национальное собрание и входил в число первых одиннадцати представителей духовенства, присоединившихся к третьему сословию во время разделения сословий; в его отсутствие церковную службу отправлял викарий.
Кстати, площадь Великого Монарха, ровная, засыпанная песком, в отличие от покатой и мощенной булыжником площади Латри, оказалась более подходящим местом для бала, чем та площадь, которой, ко всему прочему, придавало печальный вид соседство кладбища. Поэтому, наверное, три четверти городской молодежи собрались на площади Великого Монарха вокруг помоста с музыкантами, оставив площадь Латри в распоряжении любителей выпить и погулять на свежем воздухе. Сигнал к началу танцев подал веселый перезвон, раздавшийся с церковной колокольни; его подхватили десятка два скрипок, кларнетов и флейт, и тут же составились пары кадрили.
Я держал мою партнершу под руку; Софи, правда, попросила меня сразу после кадрили проводить ее домой: она плохо себя чувствовала и хотела вернуться к себе.
Танцевать я совершенно не умел и делал в искусстве хореографии первые шаги; но, направляемый Софи, я все-таки справился с кадрилью лучше, чем смел на то надеяться.
Впрочем, мне так понравилось это занятие, что я даже попытался отговорить Софи от желания идти домой; однако, сжав мою руку, она сказала: «Не настаивайте, мой милый Рене, пожалуйста» — и так грустно улыбнулась, что мне не осталось ничего другого, как смириться. Я подал ей руку, и мы пошли домой.
Метр Жербо узнал о происшествии на улице Монахинь и моем участии в нем. Разумеется, он восхищался тем уроком, который мы преподали прекрасным господам.
Софи, державшая меня под руку, слушала все, что он мне говорил, потупив глаза, ничем не выдавая своего одобрения или порицания, однако я чувствовал: слова отца приводят ее в дрожь.
Когда пришло время прощаться, я сказал:
