Я успел отшвырнуть топор и обеими руками ухватился за трубу; на несколько секунд я исчез в клубах дыма и вихрях искр, взметнувшихся в небо, словно из жерла вулкана.
В этом огненном смерче я услышал громкий крик всей деревни: меня сочли погибшим.
Через секунду вопль ужаса сменился криком радости: я выплыл из облака дыма и пепла целым и невредимым — правда, волосы и брови были у меня опалены.
Я выбрался с крыши через чердачное окно, быстро сбежал по лестнице, опасаясь, что никогда не доберусь до свежего воздуха, поэтому, дойдя до выходной двери, чуть было не потерял сознание. Две сильные руки подхватили меня: это были руки генерала.
В то мгновение, когда я кинулся бежать к дому, он полюбопытствовал взглянуть, что за книгу я оставил на скамье.
— Юноше, сделавшему то, что сделал ты, и читающему «Эмиля», — сказал он, — не предлагают награды, ему говорят: «Ты будешь настоящим мужчиной» и обнимают.
И он прижал меня к груди и поцеловал. В эту секунду я увидел моего дядю: он бежал со всех ног, узнав об опасности, которой я добровольно себя подвергнул. Я вырвался из объятий генерала, подбежал к дяде и упал к нему на грудь. Вся деревня окружила нас, поздравляя меня: огонь был побежден и остатки деревни спасены.
Немного придя в себя, я поискал глазами двух незнакомцев, но увидел только почтовую карету — она быстро удалялась, поднимая тучи пыли. Генерал уехал, оставив для погорельцев двадцать луидоров; но напрасно я расспрашивал всех: никто не был с ним знаком, никто не знал даже его имени.
Я вернулся в свою комнатку (она, как читатель помнит, одновременно служила мне и мастерской), безмерно гордый тем, что исполнил высший, самый благородный, священный закон человечества — закон Самопожертвования!
VI. СЧАСТЛИВЦЫ ПРОШЛОГО И ПРЕТЕНДЕНТ НА БУДУЩЕЕ
Когда наутро я перебирал в памяти вчерашние события, меня удивило, почти испугало то, как много может вместить один день.
Поэтому я стал думать, как бы упорядочить свой труд. По нескольким словам, вырвавшимся у г-на Друэ, и главным образом по тому волнению, что чувствуется в воздухе при приближении великих событий, я понимал: близко время, когда на смену спокойным дням учения придут дни действия.
Надо было разделить свой день на три части. Одну отдать умственным занятиям, вторую — ремеслу, в остальное время учиться владеть оружием.
Утренние часы я предназначал для умственного развития. Я заметил, что по утрам голова всегда ясная и новые понятия лучше запечатлеваются в мозгу, глубже врезаясь в память. Итак, читать и заниматься я буду с шести часов до одиннадцати.
