Такая жидкость — будь то молоко, сок алтея или даже рыбий клей (это вещество ближе, чем все прочие, к семенной жидкости) — должна была заменить сперму.
Флоранс была несколько смущена тем, что этот предмет размером вдвое превосходил банан, которым она недавно пользовалась, но графиня с улыбкой представила ей видимое доказательство: одно нажатие — и инструмент вошел без труда.
— Видишь, — сказала она, — а ведь у меня там нешироко.
Флоранс наклонилась. Никакого обмана: только тести-кулы помешали годмише продвинуться дальше.
Сначала она попробовала действовать с ним как с бананом.
Она лишь надавила им, но даже это простое надавливание разожгло ее сладострастие.
— Надо с молоком! — вскричала она, хватая Флоранс за руку.
Вдоволь налюбовавшись этим историческим памятником, перешли к содержимому бархатных футляров. Первый из двух оставшихся годмише современной французской или английской работы оказался ничем не примечательным — обычная каучуковая поделка, немногим лучше фабричной, из тех, что ежегодно числом более чем в два миллиона расходятся по испанским и итальянским монастырям.
Размера он был обычного, как и принадлежавший Диане де Пуатье, пяти-шести дюймов, с натуральными волосами у основания, окрашенный в телесный цвет. Благодаря эластичности материала система выброса жидкости была здесь простейшей: следовало лишь нажать в нужный момент пальцами на тестикулы и введенная заранее жидкость изливалась.
Это не представляющее художественной ценности изделие заслужило рассмотрения куда менее пристального, чем то, что, по всей вероятности, удостоилось чести услаждать Диану де Пуатье.
Перешли к третьему.
При виде его у Флоранс вырвался крик ужаса. И правда — оно было около 7-8 дюймов в длину и 5-6 дюймов в диаметре.
— О, куда там Диане, — воскликнула она, — этот для Пасифаи!
Графиня расхохоталась.
— Вот и я зову его Гигант! Эта диковинка из Южной Америки, и она дает представление о запросах дам из Рио-де-Жанейро, Каракаса, Буэнос-Айреса и Лимы. Но взгляни, какая чудесная работа!
Предмет такого сорта и в самом деле представлял интерес для коллекционера. Сделан он был из прекрасно отполированного каучука. Каждый волосок на нем стоял, как на парике лучшего парижского цирюльника; несомненно, он был отлит, подобно тому, как это делают скульпторы, в прекрасный слепок, снятый с природного образца.
Как и у французского изделия, для извержения жидкости достаточно было простого нажатия на тестикулы; однако емкость здесь была в пять-шесть раз больше, а значит, невыразимое удовольствие орошения могло быть повторено пять-шесть раз.
