— Вот именно, — с полным ртом проговорил президент, — в вашем акценте есть, по-моему, что-то английское.
— Вы правы, сударь, ваша обычная проницательность не изменила вам и на этот раз. Я родился в Шотландии и жил бы там до сих пор, если бы одно событие — о нем здесь рассказывать нет нужды — не вынудило меня направиться во Францию. Один из моих соотечественников, страстный последователь Нокса…
— Английского еретика, не так ли, сударь? — прервал гостя Минар, наливая себе полный стакан бургундского.
— Моего горячо любимого учителя, — заметил неизвестный, склонив голову.
Господин Минар оглядел всех собравшихся, словно желая им сказать: «Слушайте, друзья мои, вы еще не то услышите!»
Роберт Стюарт продолжал:
— Один из моих соотечественников, страстный последователь Нокса, несколько дней назад оказался в одном доме, где и я по временам бываю; там говорили о вынесении смертного приговора советнику Анн Дюбуру.
Голос у молодого человека, когда он произносил эти слова, дрогнул, а лицо, и без того бледное, побелело еще больше.
Тем не менее, он продолжал, следя за тем, чтобы голос его не переменился так же, как переменилось лицо, и, чувствуя, как все взгляды обратились на него, произнес:
— Мой соотечественник, как только услышал одно лишь имя Анн Дюбура, на глазах у всех побледнел, как, возможно, сейчас побледнел я, и спросил у людей, рассказывавших о приговоре, возможно ли, чтобы парламент совершил столь явную несправедливость.
— Сударь, — воскликнул президент, чуть не поперхнувшийся при этих невероятных словах, — не забываете ли вы, что беседуете с членом парламента?
— Прошу прощения, сударь, — отвечал шотландец, — но мой соотечественник выразился именно так; правда, он разговаривал не с членом парламента, а с простым парламентским секретарем по имени Жюльен Френ, — тем, что был вчера убит. Жюльен Френ имел тогда неосторожность заявить моему соотечественнику:
«У меня в кармане имеется письмо монсеньера герцога де Гиза — письмо, в котором содержится требование, чтобы парламент от имени короля покончил с этим Анн Дюбуром и побыстрее отправил его на тот свет».
Услышав эти слова, мой соотечественник вздрогнул и из бледного превратился в мертвенно-синего; он встал, подошел к Жюльену Френу и стал всячески заклинать его не доставлять это письмо, убедительно доказывая, что если Анн Дюбуру будет вынесен смертный приговор, то часть вины за гибель советника ляжет и на него; но Жюльен Френ был неумолим.
