— Смотрите! — воскликнул один из новоприбывших. — Да это же Медард!
— А кто такой этот Медард? — спросили сразу несколько голосов.
— Это святой, чей праздник отмечается сегодня, — произнес один из шутников.
— Прекрасно! — воскликнул тот, кто узнал молодого человека. — Только этот вовсе не святой, потому что он еретик.
— Еретик! — закричала толпа. — В воду еретика! В воду безбожника! В воду отступника! В воду гугенота!
И все подхватили хором:
— В воду! В воду! В воду!
Эти крики и прервали описываемый нами праздник.
Однако именно в этот момент, словно Провидение пожелало оказать молодому человеку помощь, в какой он, судя по всему, столь остро нуждался, появился тот, кого он ждал: красавец-юноша двадцати двух — двадцати трех лет; высокомерный взгляд его выдавал в нем дворянина, а манеры — иностранца, — так вот, вдруг появился тот, кого ждал молодой человек, и, стремительно прорываясь через толпу, очутился в двадцати шагах от друга, а тот, будучи схвачен спереди и сзади, за ноги и за голову, вырывался изо всех сил.
— Защищайся, Медард! — воскликнул юноша. — Защищайся!
— Вот видите, это действительно Медард! — воскликнул тот, кто первый назвал это имя.
И, словно носить это имя — преступление, толпа в один голос закричала:
— Да, это Медард! Да, это Медард! В воду Медарда! В воду еретика! В воду гугенота!
— Как только еретик осмелился носить имя столь прославленного святого?! — закричала Перретта.
— В воду святотатца!
И те, кто схватил несчастного Медарда, поволокли его к обрыву.
— Ко мне, Роберт! — воскликнул молодой человек, почувствовавший, что не в состоянии сопротивляться толпе и что за всем этим шутовством стоит смерть.
— В воду разбойника! — завопили женщины, одержимые как в ненависти, так и в любви.
— Защищайся, Медард! — второй раз крикнул иностранец и обнажил шпагу, — защищайся, я здесь!
И нанося клинком удары плашмя направо и налево, он разгонял толпу: его удары накатывались на нее со склона, точно лавина. Но настал момент, когда толпа оказалась до того плотной, что, если бы даже она пожелала расступиться, это было бы ей не под силу: она выдерживала удары, рыча от боли, но не расступалась. Перестав рычать от боли, толпа стала рычать от бешенства.
Новоприбывший (акцент выдавал в нем шотландца) беспрерывно наносил удары, но не продвинулся вперед — точнее, продвинулся совсем незначительно — и увидел, что его друга сбросят в воду еще до того, как ему удастся до него добраться. Бедняга Медард очутился в окружении примерно двадцати крестьян и пяти или шести лодочников. Он пускал в ход руки, лягался, кусался, но с каждым мигом оказывался все ближе и ближе к обрыву.
