Становится понятным, какая ужасная буря должна была понемногу собираться против подобного человека. Козимо и сам не мог не видеть зарниц надвигающейся грозы и не
слышать ее отдаленного гула, но весь в своих грандиозных начинаниях, за которыми скрывались далеко идущие планы, не удостаивал даже оглянуться в ту сторону, откуда доносились первые раскаты грома. Напротив, он невозмутимо достраивал начатую еще его отцом ризницу Сан Лоренцо, финансировал возведение церкви доминиканского монастыря Сан Марко, строительство обители Сан фредьяно, и, наконец, по его приказу закладывался фундамент того прекрасного дворца на виа Ларга, что в эту минуту занимает наши с вами умы. Только когда враги начали угрожать ему совсем открыто, он оставил Флоренцию и удалился в Муджелло, колыбель своего рода, где, дабы не сидеть сложа руки, выстроил монастыри Боско и Сан Франческо. Вернувшись вновь в город якобы затем, чтоб посмотреть на часовни для послушников у отцов Святого Креста и в камальдульском монастыре Ангелов, достроенные без него, после первого же брошенного в него камня он отправляется в новую поездку с целью ускорить работы на виллах в Кареджи, Каффаджоло, Фресоти и Треббио; затем основывает в Иерусалиме больницу для неимущих богомольцев и возвращается оттуда взглянуть, как обстоит дело с роскошным палаццо на виа Ларга.
И все эти монументальные строения вырастали одновременно, давая хлеб насущный множеству ремесленников, рабочих, зодчих; на их строительство ушло пятьсот тысяч экю — иначе говоря, семь-восемь миллионов теперешних франков, причем самый богатый флорентиец, похоже, ничуть не беднел от этих бесконечных расходов.
Впрочем, Козимо и в самом деле был богаче многих государей своего времени. Его отец, Джованни, оставил ему в наследство около четырех миллионов в звонкой монете и восемь-десять миллионов векселями, а он разными торговыми оборотами более чем впятеро увеличил эту сумму. По всей Европе насчитывалось шестнадцать банкирских домов, которые полным ходом вели коммерческие операции как от имени Козимо, так и от имени его поверенных. Во Флоренции ему был должен каждый, ибо его кошелек был открыт для всех.
Так что, когда для Козимо по-настоящему пришел час изгнания (Ринальдо Альбицци сослал его на десять лет в Савону) и он вместе с домочадцами и клиентами в ночь на 3 октября 1433 года покинул Флоренцию, столице Тосканы почудилось, будто у нее вырвали сердце. Деньги, эта кровь торговли у всех наций, казалось, иссякли с его отъездом: все гигантские постройки, начатые им, стояли недовершенными, и виллы, дворцы, церкви, чуть выступающие из земли, наполовину возведенные или уже почти отстроенные, выглядели руинами, напоминающими о том, что какое-то огромное несчастье постигло город.
