— Если хочешь — да.
— Профессор кислых щей! Ты еще и рецепт выпиши — принимать по два раза в день после еды.
После этих слов Феликсу показалось, что даже звезды поблекли. И вода перестала быть волшебной. Самая обыкновенная вода — холодная внизу, теплая вверху.
Ему даже подумалось: «Теплая, как моча!» Марина словно угадала его мысли и еще ниже пригнула голову.
— Я дура, — сказала она, — самая-пресамая распоследняя дура.
— Почему?
— Я хочу обидеть тебя. Зачем мне это надо?
— Наверное, потому, что обидели тебя? Марина опустила одну руку под воду.
— Ты все еще хочешь меня?
— А ты как думаешь?
— Но я же не могу знать за тебя!
— Это женщина может притворяться, мужчина на такое не способен. Он или хочет — или нет. И проверить это несложно — попробуй.
— Только пообещай, если я снова начну говорить какие-нибудь гадости, ты дай мне по физиономии и хлещи, пока я не приду в себя.
— Я лучше ущипну тебя за грудь.
— Только ты не спеши, я все сделаю сама, Феликс стоял, запрокинув лицо к небу, и постепенно переставал ощущать, где холодная вода, где теплая. А затем уже девушка не останавливала его. Она лишь все сильнее закусывала нижнюю губу и время от времени пыталась заглянуть в его глаза.
Марина оказалась не очень-то искусной в «науке страсти нежной», но зато в каждом ее движении чувствовалась искренность и неподдельное желание. Она удивлялась самой себе, тому, что снова может находить радость в близости с мужчиной.
Когда Марина и Феликс вышли на берег, у девушки от холода зуб на зуб не попадал. Не помогала ни собственная одежда, ни наброшенная на плечи куртка спутника. К тому же Марине страшно захотелось есть. Она принялась один за другим уничтожать бутерброды, с жадностью запивая их пивом.
А водитель автопробега тем временем разводил костер. Когда пламя разгорелось, Марина уселась возле костра, по-турецки скрестила ноги и накрыла их подолом длинной юбки. Девушка протянула руки к огню так близко, что языки пламени едва не касались ее пальцев.
— Ты так сгоришь, — предупредил ее Феликс.
— Бр-р, холодина какая, кажется, уже никогда в жизни не согреюсь, — сказала Марина, стуча зубами.
— Странно, — заметил Колчанов. — Обычно бывает наоборот.
— Не знаю. Не так уж часто мне приходилось самой убеждаться в этом, — с раздражением проговорила девушка и дожевала последний бутерброд с мясом. — Ты можешь включить печку в машине?
— Если тебя не согрел живой огонь, то печка не согреет уж точно.
— Согреет, я-то себя знаю. Я же городской человек, и всякие красоты природы с комарами меня доводят до бешенства. А вот цивилизация — вполне по мне.
