Он попытался налить ей еще немного вина, но она покачала головой и поднесла руки к пылающим щекам.
— Вино просто изумительное, но я и так выпила больше, чем нужно. Как только я начинаю чувствовать, что у меня горят щеки, я знаю, что уже выпила достаточно.
— Какая разумная девочка!
— Женщина. — Она надменно вскинула бровь. — Благодарю за комплимент.
— Прошу прощения, но с этими пылающими щеками и такими сонными глазами вы действительно похожи на пятнадцатилетнюю девочку.
Она устало вздохнула.
— Я знаю. Это несчастье всей моей жизни. Ведь мне двадцать три. А вам?
— Тридцать три.
— Это большая редкость, чтобы человек в таком возрасте стоял во главе столь крупной и влиятельной фирмы, как ваша.
В ответ он слегка пожал плечами, но глаза его по-прежнему были устремлены на нее.
— Это то, к чему меня готовили, хотя я никогда не думал, что так скоро приму на себя обязанности главы фирмы. После смерти моих родителей совет директоров хотел разбить ее на отдельные предприятия, нарушить то единство, добиться которого стоило моему отцу огромных усилий. Я не мог допустить этого, и, к счастью, у меня хватило сил настоять на своем, но это было очень непросто.
Может быть, это ожесточило его, или он таким родился? Взгляд ее медленно скользнул по его лицу, пытаясь найти в его чертах то, что мгновенно производило такое впечатление на любого, кто его видел. Неужели это удивительное лицо, эти жесткие, хищные черты были когда-то по-детски округлы и мягки? Трудно было представить его ребенком. Неужели он мог смотреть на кого-то так же нежно, как на свою сестру?
«Непросто» было в этой ситуации типично английским выражением сдержанности. Кэндис удивленно подняла брови.
— Кажется, я что-то читала об этом в газетах. Насколько я помню, они писали, что все это больше напоминало войну, причем войну не на жизнь, а на смерть.
На лице Сола мелькнула улыбка, от которой по спине у нее пробежал холодок. Та же хищная, волчья улыбка.
— Что же, я люблю, когда мне бросают вызов, — негромко сказал он.
— А я — нет. Во всяком случае, не в такой форме, — проговорила она со страстной убежденностью в голосе. — Я предпочитаю тихую, спокойную жизнь.
Он усмехнулся. Усмешка была не из приятных, но то, что он сказал дальше, звучало не без юмора.
— Вздор! У вас такой взгляд… Как бы вы ни старались спрятать его, так застенчиво опуская ресницы.
— Какой? — Искренне озадаченная его словами, она допустила неосторожность и посмотрела ему прямо в глаза. Они смеялись.
