К счастью, появление дворецкого помогло ей сохранить самообладание. В руках он держал поднос, на котором стояли бутылка шампанского, запотевший графин с апельсиновым соком и высокие, на длинных ножках бокалы.
Кэндис подошла к окну. Мысли ее были в полном смятении. Боль, которую она испытывала, мешала ей сосредоточиться, заволакивала все какой-то туманной пеленой. Сейчас ей нужно было призвать на помощь тот здравый смысл, который она всегда считала главной, отличительной чертой своего характера.
Что ж, сейчас он явно подвел ее, мрачно подумала она. Позвонив Солу, она сделала самую большую ошибку в своей жизни, которая казалась ей теперь цепью сплошных ошибок. Отвернувшись от окна, за которым в лунных лучах серебрилась неподвижная гладь залива, она посмотрела на Сола. Он стоял в другом конце комнаты, делая какие-то распоряжения дворецкому, и его надменный профиль резко контрастировал с уютной и безликой обстановкой номера. Он не привык разводить сантименты, в его жизни этому просто не было места.
Не зря ее беспокоило то, как повлияет на ее будущего ребенка огромное состояние, владельцем которого он станет. Наследники этих огромных капиталов вырастали бездушными автоматами, которым были неведомы такие человеческие чувства, как любовь, милосердие, сострадание.
Дворецкий направился к двери, горничная быстро последовала за ним. Не обратив внимания на брошенный в ее сторону завистливый взгляд, Кэндис с тяжелым сердцем наблюдала, как Сол взял с подноса один бокал с апельсиновым соком, другой с шампанским и подошел к ней.
— Здесь совсем немного шампанского, — сказал он сдержанно, — вряд ли это повредит ребенку. Ну что ж, может быть, выпьем за то, чтобы наш брак был долгим и счастливым?
— Нет, — произнесла она негромко, но решительно. — Я не собираюсь выходить за тебя замуж.
— Тогда я заберу у тебя ребенка.
Его голос звучал совершенно спокойно, лицо не выражало ничего, и только сквозь полуопущенные ресницы его враждебно сузившихся глаз сверкнули синие сапфировые искры.
— Как говорится, или все, или ничего. И если я забираю ребенка, не может быть и речи ни о брачном контракте, ни о деньгах.
Она пыталась найти слова, чтобы высказать ему, как ненавистны ей его замашки торгаша, мелкого лавочника, но в горле у нее стоял ком, и она не могла произнести ни слова. Все время, пока он наблюдал за ней, с губ его не сходила легкая насмешливая улыбка. Не помня себя от ярости, она размахнулась и, набрав полные легкие воздуха, швырнула в него бокал с апельсиновым соком. Он ловко увернулся. Бокал вылетел в окно, но она с холодным удовлетворением отметила, что немного сока все-таки брызнуло ему в лицо.
