И неудивительно: она была Сабриной, а не его любимицей Маргарет.
Девушка мужественно проглотила слезы и вооружилась достоинством и гордостью — единственным, что у нее оставалось. То, что никому никогда у нее не отнять.
— Да хранит тебя Бог, папа, — отчетливо проговорила она, поцеловала отца в щеку и направилась к лошади.
Следующее, что отложилось в памяти Сабрины, были руки Иена, который подсаживал ее в седло. Она не могла на него смотреть, просто не могла. Неужели и он слышал бессердечные слова отца? Девушка чувствовала себя незащищенной, как будто голой. Только не это, молилась она: — Боже, только не это. Потому что, если он слышал, ее позору не будет границ.
Несколькими секундами позже трое всадников миновали ворота. Сабрина оглянулась на Данлеви: солнечный луч освещал ближайшую башню. А за высокими каменными стенами расстилались бесконечные зеленые леса и изумрудные поля.
Сабрина почувствовала себя одинокой, как ветер. Маргарет умерла, вспомнила с болью девушка. Отец навсегда потерян, ведь она была дочерью человека, которого выводило из себя само ее существование. И вот теперь вышла замуж за грозного, бесчувственного чужака.
В груди нестерпимо защемило. Сабрина поняла: Данлеви больше не ее дом, а замок Мак-Грегоров никогда ее домом не станет. Будущее рисовалось пустым и бессмысленным…
Одна-единственная горячая слеза скатилась по щеке, но прожгла до самого сердца. Девушка смахнула ее тыльной стороной ладони.
Только слезы и приходилось скрывать. Сама боль была надежно укрыта в глубине ее души.
«Я буду молиться, чтобы ты стала хорошей женой, не такой, какой оказалась дочерью».
«Боже праведный! — Иена так и подмывало вернуться и задушить Дункана Кинкейда голыми руками. — Выродок! — мучился он запоздалым гневом. — В аду ему жариться за такое обращение с дочерью. Сабрина, его кровинка — и никакого чувства». Сам Иен не мог ни понять, ни оправдать человека, который забывает о родных.
Тогда, в замке, Иен заметил выражение ее лица: потрясение, отчаяние и влажный блеск потемневших от горя изумрудных глаз. Она напоминала раненую лань.
Хорошо, что он избавил жену от бессердечного негодяя отца. Но взглянув на Сабрину, никто бы не сказал, что она склонна разделять его чувства.
В манерах ни намека на горе. Профиль царственно-гордый, посадка подчеркнуто прямая, но Иена гораздо больше интересовало то, что скрывалось за обманчивой наружностью.
В дороге почти не разговаривали. Отряд из трех всадников направлялся на север. Иен стремился одолеть как можно большее расстояние и задавал ровный, но неутомительный аллюр. Сразу после заката они остановились у искрящегося маленького ручейка, чтобы напоить лошадей. Тогда-то Иен и заметил, как устало ссутулила плечи Сабрина, когда похлопывала по длинной шее жадно тянущуюся к ручью кобылу.
