— Я удивлен, что лихорадка не вернулась, — проговорил кто-то тихим голосом совсем рядом. — Однако не исключено, что приступ еще повторится.
Король открыл глаза и увидел до боли знакомые гобелены, которые украшали стены его покоев. Рядом с его кроватью стоял Гиркан, а Джессмин сидела на одеялах в ногах его ложа. Тем не менее на ее прекрасном лице не было никакого выражения.
— Я очень недовольна вами, Гэйлон Рейссон, — произнесла она голосом таким же бесстрастным, каким было выражение ее лица.
Этот упрек вызвал в груди Гэйлона боль сожаления и раскаянья. Бросив взгляд на свои руки, лежавшие поверх одеяла, он прошептал:
— Другие… Как они?
— Достаточно хорошо, милорд, — вступил в разговор Гиркан, но Джессмин перебила его.
— У Мартена Пелсона сломана нога, так что, к счастью для себя, он не сможет в ближайшее время принимать участия в ваших проделках. Твоему безмозглому кузену пришлось слегка подштопать голову, чтобы он не растерял последний разум. Что касается Арлина и Ринна, то они исцарапаны с ног до головы, однако живы и в добром здравии, — Джессмин сложила руки на коленях. — Наш отважный ксенарский лорд, как мне сказали, тащил тебя на собственном горбу от самого кладбища.
— Я всегда подозревал, — с наигранной легкостью заметил Гэйлон, — что наш Арлин — герой от природы. Как нам вознаградить его за этот подвиг? Может быть, дать ему медаль? Или земельный надел?
Его слабая попытка рассмешить королеву осталась неоцененной. Джессмин выпятила вперед подбородок и прищурила свои нефритовые глаза.
— Лучше всего отослать его назад в Занкос, где он будет в безопасности.
Гэйлон не сумел сдержаться и рассмеялся. Джессмин нанесла свой ядовитый укол безукоризненно уместно и точно. Запруженные всяким сбродом узкие улочки портового города Занкоса отнюдь не могли считаться безопасными. Смех его, однако, быстро сменился новым приступом кашля, который напомнил Гэйлону о его действительном состоянии. Королева встала и сделала знак Гиркану.
— Сейчас тебе принесут чай из пастушьей сумки и мяты, — сказала она
Гэйлону. — Будь добр, выпей его и постарайся отдохнуть.
— Хорошо, моя госпожа, — пробормотал Гэйлон, глядя, как Джессмин и
Гиркан выходят из его покоев.
Снова он остался один, глядя на полинявшие и выцветшие гобелены, на которых худые охотничьи псы мчались за упитанными оленями, а в отдалении маячили всадники на чистокровных изящных конях. И олени, и собаки, и лошади навечно застыли на полушаге, и Гэйлон знал, что псы никогда не настигнут дичь, а охотники не догонят собак. От этого ему стало тоскливо, и он зарылся лицом в подушку, поглаживая золотой перстень и находя некоторое успокоение в шершавой поверхности своего Колдовского Камня. Краем глаза он заметил какое-то движение, какой-то красноватый проблеск.
