– Само собой, рабочий класс должен иметь своего представителя, – сказал старик.
– Рабочему гроша ломаного не перепадет, – сказал мистер Хайнс, – одни щелчки достаются. А труд-то – ведь это главное. Рабочий не ищет теплых местечек своим сынкам, племянничкам да братцам. Рабочий не станет втаптывать в грязь славное имя Дублина в угоду королю немцу[4].
– Как это? – спросил старик.
– Разве вы не знаете, что они хотят поднести приветственный адрес этому королю Эдуарду, если он приедет в будущем году? С какой стати мы будем пресмыкаться перед королем-иностранцем?
– Наш не станет голосовать за адрес, – сказал мистер О'Коннор. – Он проходит по националистскому списку[5].
– Не станет? – сказал мистер Хайнс. – Поживем – увидим. Знаю я его. Недаром он Проныра Тирни.
– Черт возьми, может, вы и правы, Джо, – сказал мистер О'Коннор. – А все-таки хотел бы я получить свои денежки.
Все трое замолчали. Старик опять начал сгребать золу. Мистер Хайнс снял шляпу, стряхнул ее и опустил воротник пальто; все увидели листок плюща у него в петлице.
– Если б он был жив[6], – сказал он, показывая на листок, – кто бы говорил о приветственных адресах.
– Верно, – сказал мистер О'Коннор.
– Что там! Было времечко, благослови его бог, – сказал старик.
В комнате опять стало тихо. В дверь протиснулся суетливый человек – у него текло из носа и замерзли уши. Он быстро подошел к камину, так энергично потирая руки, словно хотел высечь искру.
– Денег нет, ребята, – сказал он.
– Садитесь сюда, мистер Хенчи, – сказал старик, предлагая ему свой стул.
– Не беспокойтесь, Джек, не беспокойтесь, – сказал мистер Хенчи.
Он кивком поздоровался с мистером Хайнсом и сел на стул, освобожденный для него стариком.
– Вы обошли Оджиер-Стрит? – спросил он мистера О'Коннора.
– Да, – сказал мистер О'Коннор, начиная шарить по карманам в поисках записной книжки.
– Заходили к Граймсу?
– Заходил.
– Ну и что он?
– Ничего не обещает. Говорит: «Я никому не скажу, за кого собираюсь голосовать». Но думаю, с ним все будет в порядке.
– Почему это?
– Он спросил меня, кто поддерживает кандидатуру. Я назвал отца Бэрка. Думаю, все будет в порядке.
Мистер Хенчи начал опять шмыгать носом, с ужасающей быстротой потирая руки перед огнем. Потом он сказал:
– Ради бога, Джек, принесите угля. Там ведь еще есть.
Старик вышел из комнаты.
– Плохи дела, – сказал мистер Хенчи, качая головой. – Я спрашивал этого паршивца, а он говорит: «Ну, мистер Хенчи, когда я увижу, что работа идет как следует, я вас не забуду, будьте уверены». Паршивец этакий! Впрочем, чего от него ждать?
