– Откупорь еще бутылку, Джек, – сказал мистер Хенчи. – Да, я и забыл, что нет штопора! Подай-ка мне одну сюда, я поставлю ее к огню.
Старик подал ему еще одну бутылку, и мистер Хенчи поставил ее на решетку.
– Садись, Джо, – сказал мистер О'Коннор, – мы здесь говорили о вожде.
– Вот-вот, – сказал мистер Хенчи.
Мистер Хайнс молча присел на край стола рядом с мистером Лайонсом.
– Есть по крайней мере один человек, кто не отступился от него, – сказал мистер Хенчи. – Ей-богу, вы молодец, Джо! Ей-ей, вы стояли за него до конца.
– Послушайте, Джо, – вдруг сказал мистер О'Коннор. – Прочтите нам эти стихи... что вы написали... помните? Вы знаете их наизусть?
– Давайте! – сказал мистер Хенчи. – Прочтите нам. Вы слыхали их, Крофтон? Так послушайте. Великолепно.
– Ну, Джо, – сказал мистер О'Коннор. – Начинайте.
Казалось, что мистер Хайнс не сразу вспомнил стихи, о которых шла речь, но, подумав минутку, он сказал:
– А, эти стихи... давно это было.
– Читайте! – сказал мистер О'Коннор.
– Ш-ш! – сказал мистер Хенчи. – Начинайте, Джо.
Мистер Хайнс все еще колебался. Потом, среди общего молчания, он снял шляпу, положил ее на стол и встал. Он как будто повторял стихи про себя. После довольно продолжительной паузы он объявил:
СМЕРТЬ ПАРНЕЛЛА
6 октября 1891 года
Он откашлялся раза два и начал читать:
Он умер. Мертвый он лежит,
некоронованный король.
Рыдай над ним, родной Эрин
[15],
он пал, сраженный клеветой.
Его травила свора псов,
вскормленных от его щедрот.
Ликует трус и лицемер,
гремит победу жалкий сброд.
Ты слезы льешь, родной Эрин,
и в хижинах, и во дворцах;
свои надежды схоронил
ты, схоронив великий прах.
Он возвеличил бы тебя,
взрастил героев и певцов;
он взвил бы средь чужих знамен
зеленый стяг твоих отцов.
К свободе рвался он душой,
и миг желанный близок был,
когда великого вождя
удар предательский сразил.
Будь проклят, кто его убил
и тот, кто, в верности клянясь,
отдал его на суд попам,
елейной шайке черных ряс.
И те, кто грязью забросал
его, лишь стон последний стих;
позор пожрет их имена
и память самое о них.
Ты бережно хранишь, Эрин,
героев славные сердца.
Он пал, как падает боец,
он был отважен до конца.
Не беспокоит сон его
ни шум борьбы, ни славы зов;
он спит в могильной тишине,
лежит, сокрытый от врагов.
Победа – их, он – пал в бою;
но знай, Эрин, могучий дух,
как Феникс, вспрянет из огня,
когда Заря забрезжит вдруг.
Родной Эрин свободу пьет,
и в кубке Радости хмельном
лишь капля горечи одна —
что Парнелл спит могильным сном.
