Пятнадцатого апреля 1861 года губернатор Массачусетса Эндрю получил телеграмму из Вашингтона, предписывающую мобилизовать тысячу пятьсот человек. А через три дня после сожжения форта Самтер Паркер влетел в комнату Хэзарда, за ним торопливо шли Фелтон и Манро.
— Мы присоединяемся к войскам! — с воодушевлением заявил Паркер. — Решили записаться в роту Дженнингса.
— В роту Дженнингса? — Хэзард подумал, что ему совсем не улыбается оказаться в роте мужа Корнелии. — Нет уж, благодарю, — вежливо отказался он. — И потом, это не моя война.
— Разве тебе безразлична судьба рабов? — Этот вопрос молодые люди задали хором.
Разумеется, Хэзарда волновала судьба рабов, и его приятели об этом знали. Он всегда сочувствовал тем, кто лишен свободы. Но воевать под началом мужа своей любовницы…
— В роте Дженнингса самая лучшая форма к северу от Ричмонда! — с энтузиазмом воскликнул Фелтон.
— Не слишком веская причина, чтобы подставлять себя под пули, — парировал Хэзард.
— Эта война долго не продлится.
— Все говорят, что к осени все будет кончено, — подхватил Паркер.
— Это шанс прославиться, Хэзард. Будет весело! — добавил Манро.
Хэзард достаточно повидал смертей, чтобы усомниться в «веселой» стороне этого предприятия, но не стал охлаждать пыл своих друзей.
— Что ж, тогда желаю вам приятно провести время. Как только занятия закончатся, я направлюсь на запад. Если окажетесь в Монтане, навестите меня.
— Хэзард, ты нам нужен! — взмолился Паркер. — Никогда не видел человека, который лучше тебя искал бы следы, стрелял и ездил верхом. Ты словно родился в седле!
— Скажи, что ты пойдешь с нами, — потребовал Фелтон. — Ты как нельзя лучше подойдешь для кавалерийской роты Дженнингса!
— Простите, но я не могу, — спокойно ответил Хэзард.
Но когда на следующий день уговаривать его пришел сам майор Дженнингс и пообещал ему нашивки капитана, отказаться оказалось намного сложнее. И все-таки Хэзард отказался.
Как ни странно, Дженнингс не обиделся.
— Давайте выпьем бренди, мистер Блэк, и все обсудим, — предложил он.
И когда Хэзард сказал:
— Называйте меня Джоном, — Дженнингс понял, что говорит с разумным человеком.
В этом мужском разговоре ни разу не было упомянуто имя Корнелии. Разумеется, они оба понимали, что женщины занимают определенное место в жизни человека, но приближающаяся война не имела к этому никакого отношения. Ее исход зависел исключительно от разума, а ни в коем случае не от эмоций.
— Вы очень нужны мне, — начал Дженнингс. — В противном случае я бы не пришел к вам. Я собираю кавалерийскую роту, и мне кажется, что если бы вы согласились стать у нас разведчиком, мы бы могли действовать чертовски эффективно. Я много наслышан о вас.
