В ответ на его расспросы Алиса рассказала, как, вернувшись домой, застала там господина Форсеуса, как он избил ее, как она потеряла сознание. Услышав все это, Ники вскочил и принялся расхаживать по комнате. В голове его роились самые черные мысли.
— Клянусь, он больше никогда не посмеет поднять на тебя руку! — сказал он мрачно, когда Алиса закончила свой рассказ. — Со мной ты в безопасности, — добавил он, подойдя к ней и взяв ее за руку.
— Но я не могу пользоваться твоим гостеприимством бесконечно. Да и родители твои не захотят терпеть в доме чужих людей…
Ники решил, что не стоит опять заводить сейчас этот бессмысленный спор, и сказал миролюбиво:
— Давай поговорим об этом, когда ты поправишься. А что до моих родителей, то они уж три года, как сюда не заглядывали. Они живут в основном в своем имении, столица им не по душе. Так что не беспокойся, тебе никто и ничто мешать не будет. А тебя я прошу — говори мне обо всем, что тебе нужно. Думаю, силы к тебе скоро вернутся. Сегодня, должен признаться, ты выглядишь просто восхитительно, — добавил он с нежной улыбкой. — Хочется надеяться, что вечером ты сможешь спуститься к ужину. А сейчас, увы, меня ждут в полку. Не скучай, дорогая, я вернусь не поздно.
— Спасибо тебе за все. Надеюсь, когда-нибудь я смогу тебе отплатить…
«Сможешь, радость моя, сможешь!» — думал Ники, спускаясь по лестнице. Он замечал в себе в последнее время совсем не свойственные ему романтические настроения. Пока Алиса была в забытье, он едва сдерживался, чтобы не обнять ее — такую теплую, беззащитную, манящую, — но так и не позволил себе этого. Более того, пробыв в Петербурге уже целых три дня, он не посетил ни одной другой дамы. Ни цыганок на островах, ни графинь, ни балерин. Почему-то ему хотелось дождаться, когда очнется Алиса. Ники даже не подозревал в себе такой преданности, и останавливали его вовсе не соображения морали. По нескольку раз на день он принимал ледяные ванны, дабы усмирить бушующую плоть, и сам над собой подшучивал, но оставался Алисе верен.
Тем утром Николай пребывал в таком прекрасном расположении духа, что даже настойчивое письмо от его любовницы, графини Амалиенбург, поданное ему за завтраком, не омрачило его настроения. Софи, судя по всему, прослышала о его гостье (сплетни всегда распространяются со скоростью света) и зазывала его на вечер к себе, якобы на игру в карты.
На том же надушенном листке он написал, что придет, и послал ответ с лакеем.
