— Нет. Я видел Кателину в саду, с Ракелью.
— Отлично! А теперь убирайся, видеть тебя не желаю, — раздраженно бросил Форсеус. — Поделом мне, нечего было на тебя, дурака, надеяться. Весь в мамашу пошел, кретин!
Его сын, нисколько не обидевшись, спокойно развернулся и направился к конюшне, где он бывал совершенно счастлив, чистя стойла, ухаживая за лошадьми и даже с ними разговаривая. Он столько лет слушал отцовскую ругань, что привык к ней и внимания на нее не обращал.
Форсеус ворвался в дом, швырнул пальто, шляпу и кнут на столик у двери и крикнул слугу.
— Принеси мне в кабинет квасу, — мрачно приказал Форсеус. — Дверь не закрывай, — велел он, когда слуга, поставив на стол кувшин с квасом, направился к выходу.
Сорок пять минут Форсеус сидел в глубоком кожаном кресле и пил квас, не сводя глаз с входной двери. Наконец та, которую он поджидал, появилась. Глаза Алисы, когда она увидела на столике знакомое пальто, наполнились ужасом. А когда она услышала доносящийся из кабинета зловеще спокойный голос, у нее перехватило дыхание.
— Выходили прогуляться по весеннему солнышку, госпожа Форсеус?
Он говорил с нарочитой небрежностью, но глаза его смотрели на Алису пристально, не упуская ни одной подробности. Наблюдательность и проницательность в свое время помогли ему стать процветающим купцом, и от него не укрылись ни растрепавшиеся волосы, ни помятая юбка, ни мокрый подол платья.
— Были у реки, моя дорогая? — продолжал Форсеус. — Далековато от дома.
Алиса стояла, замерев от испуга. Неожиданное возвращение было не в характере пунктуального и тщательного господина Форсеуса. Она судорожно пыталась придумать, как оправдаться, что сказать, чтобы прервать расспросы явно что-то подозревающего мужа.
— Да, — ответила она и густо покраснела, поскольку не умела сохранять спокойствие, когда в душе бушевал страх.
— Да? — тихо повторил он.
Безумная ревность уже мутила его рассудок, гнев нарастал. В свое время Форсеус жаждал, чтобы Алиса принадлежала ему, как коллекционер мечтает заполучить в свое собрание заворожившую его картину. Она была шедевром, еще одним раритетом, который можно было бы выставлять на всеобщее обозрение как новое подтверждение его богатства.
Ему хотелось продемонстрировать миру, что, разбогатев, он смог взять в жены девицу из благородных. Причем девицу он выбрал юную, поскольку к шестидесяти годам его сексуальные возможности увяли и нуждались в стимуляции, а до юных девственниц он всегда был охоч.
