«Может быть, он уже приехал», — думал Резанов, торопясь домой на Малую Морскую улицу.
Подымаясь вверх по Почтовой, он увидел ехавшего навстречу императора и с ним ненавистного графа Кутайсова. Желая избегнуть опасности, Резанов укрылся за деревянным забором, окружавшим Исаакиевскую церковь. Он ни в чем не чувствовал себя виноватым. Но разве нужно быть виноватым, чтобы разгневать императора!
У подъезда своего дома на Малой Морской Николай Петрович увидел возок, запряженный парой серых лошадок. Булдаков в огромном бараньем тулупе с мохнатым воротником, обутый в серые валенки, стоял на крыльце.
— Николай Петрович!
— Михаил Матвеевич!
Свояки обнялись и расцеловались.
— Точно подгадал! — смеялся Булдаков. — Будто чувствовал! И пяти минут не прошло, как приехал, только-только из саней.
Накормив гостя домашним обедом, Резанов пригласил его в кабинет. Горничная подала кофе, бутылку коньяка.
Свояки закурили сигары. Михаил Матвеевич курил первый раз и смешил Резанова. От крепкой сигары у Булдакова выступили слезы.
— Рассказывай, что слышно в Иркутске.
— Баранов укрепился на Ситке. Вернее, приступил к постройке крепости. Назвал ее именем архистратига Михаила. В прошлом году у острова было добыто две тысячи бобровых шкур и приобретено в Якутате триста…
— Превосходное начало, — отозвался Резанов. — Если променять бобров на чай и продать чай в Петербурге, можно заработать около миллиона.
— Ты прав… Александр Андреевич считает, что агличане стремятся к занятию тамошних мест. Французский переворот и война мешают осуществить эти планы. Иностранные корабельщики с завистью смотрят на успехи наших промыслов.
— Теперь сие не страшно. Компания находится под высочайшим покровительством русского императора… А что, — помолчав, сказал Резанов, — по-прежнему в директорате нет мира?
Михаил Матвеевич махнул рукой.
— Нет мира! Недавно Мыльников и его сторонники вовсе отстранили меня от дел, забрали контору в свои руки и не показывали мне производства дел. Пришлось объявить военному губернатору.
— Ты бы внушил им, Михаил Матвеевич, что ныне директора суть почтенные люди в государстве. И если они хотят, чтобы стулья под ними были крепкими, пусть прекращают тяжбы и ябеды и пекутся о пользах государственных.
— Внушал. Не приемлют.
— В чем же дело?
Булдаков ответил не сразу.
— Многие не согласны с новым уставом. Широко, дескать, мы ворота открыли. На что, говорят, нам благородные дворяне. Капиталу они не прибавят, а нос в дела совать будут. По-прежнему твердят: «Кто сколько имеет акций, тот столько и голосов в собрании и советах должен иметь». А если так, Николай Петрович, трудно нам будет. Прочие недовольны тем, что дотацию не утвердил государь: расходы, дескать, большие… Так многие говорят, а думают инако… Думают: ежели без компании, каждый по себе, доходы будут больше, и о пользах государственных не пекутся вовсе…
