Детский дом имени Панфилова располагался в старых казармах императорского семнадцатого кавалерийского полка в пригороде Ленинграда – Пушкине. Казармы состояли из нескольких разваливающихся серовато-коричневых строений, сгрудившихся в самом центре обширного пустыря, который зимой накрепко замерзал, а весной и осенью превращался в грязное глинистое болото. Солдатские бараки и разваливающиеся конюшни были в срочном порядке подремонтированы и слегка переоборудованы, чтобы вместить три сотни мальчишек-сирот в возрасте от двух до восемнадцати лет. Детский дом был назван именем советского генерала-героя, погибшего при защите Москвы. Директором заведения был отставной полковник, и порядки в детдоме напоминали армейские.
Все питомцы детдома были одеты в одинаковую казенную одежду. На зиму им выдавали темное шерстяное обмундирование, а на лето – два легких комплекта защитного цвета. Каждый из воспитанников также получал фуражку, шинель, пару высоких ботинок и валенки. Волосы им стригли коротко, а койки и запирающиеся шкафчики были предметом постоянных проверок. В спальнях часто проводили дезинфекцию против насекомых, но вшам и клопам было на это совершенно плевать – по ночам они выползали из многочисленных щелей и принимались пировать.
Каждую большую общую спальню занимал один класс или одна возрастная группа. К каждой такой спальне был прикомандирован кто-то из старших воспитанников – “дежурный”, который управлял классами так же, как сержант отделением. По утрам и по вечерам проводились переклички, строевые упражнения на плацу, гимнастика, полувоенные тренировочные занятия. Учителя и инструкторы, в основном из бывших офицеров, жили тут же, при детском доме, вместе со своими семьями.
Никому из воспитанников не дозволялось без специального разрешения покидать территорию заведения, а получить такое разрешение было практически невозможно. Дмитрий и его товарищи имели возможность увидеть что-то, кроме унылых бараков, только тогда, когда их вывозили в Ленинград – в музеи или на стадион. Девочек среди детдомовцев не было. Исключение составляли лишь члены семей воспитательского состава, которые жили в небольших домиках, отделенных от казарм лишь узким пространством парадной площадки. Позади домиков раскинула свои ветви тенистая каштановая роща.
Жизнь в детском доме приучила Дмитрия к нищенскому существованию. Он ни разу не получал ни новой формы, ни новых ботинок. Выдаваемая ему одежда была изношена и протерта до дыр, несмотря на бесчисленное количество заплат и заштопанных мест. Не лучше выглядели и ботинки. Никаких личных вещей воспитанникам иметь не разрешалось. Любая другая одежда, кроме форменной, нижнее белье, деньги, перочинные ножи или продукты, обнаруженные в шкафчиках, немедленно конфисковывались.
