– Хочешь чего-нибудь поесть? – спросила она Мэгира.
Он смог лишь покачать головой – так сильно болело горло.
– Только кофе?
– Да.
– Я принесу его сюда, хорошо?
Он кивнул. Ему правилось сидеть у этого окна, открывавшего вид на зеленый газон и оранжерею. Великолепный день: пухлые, словно покрытые шерстью, громады облаков вздымались ветром, отбрасывая на зеленый ковер причудливо движущийся узор теней. Наверное, стоит научиться рисовать, думал он. Уинстон когда-то так и поступил. Он перенес бы на холст любимые природные пейзажи. Свой сад, например. Он увековечил бы в масле многое. Даже обнаженную Ракель – ее груди никогда не потеряют тогда своей формы. Лишь на картине...
Она уже была рядом, с кофе, что-то тихо мурлыча ему на ухо.
– У тебя все хорошо?
Тупая сука. Конечно же, у него далеко не все так уж хорошо.
– Да, – ответил он.
– А у тебя гости.
– Что? – Он выпрямился в кожаном кресле. – Кто?
– Трейси, – последовал ответ. – Она хочет войти и обнять своего папулю.
Он отвел рукой ее волосы, едва ли не попавшие в рот. Просто тупая сука.
– Ты ведь хочешь увидеть Трейси?
– Да.
Маленькое несчастье – он любил так называть свое дитя – стояло у двери. Все еще в ночной рубашонке.
– Привет, папуля.
– Здравствуй, золотце мое.
Она направилась к нему. Красивая походка – ее мама в молодости.
– Мамуля говорит, что ты заболел.
– Я уже почти поправился.
– Я очень рада.
– И я тоже.
– Пойдем сегодня гулять?
– Может быть.
– Тогда мы сходим на выставку?
– Может быть.
Ее губки надулись. Очаровательный жест. Он должен был вызвать у него умиление. Все та же Ракель, все те же приемы. Не дай Бог и ей стать столь же тупой, как ее мамочка.
– Поглядим, – произнес он, стараясь, чтобы слова прозвучали, как «Да». Уверенный, что они означают «Нет».
Она забралась к нему на колени – пришлось немного побаловать ее сказками о том, каким озорником был папуля пять лет назад. Наконец он попросил заслушавшееся дитя пойти одеться. От разговоров горло ныло сильнее. Ему уже не хотелось быть сегодня любящим отцом.
Оставшись в одиночестве, он долго смотрел на вальсирующие по площадке газона фигуры теней.
* * *
Сразу же после одиннадцати послышался лай собак. Затем вновь стало тихо. Нортон был занят на кухне: помогал Трейси в приготовлении «Телеги с сеном» – любимого лакомства Ракель, состоявшего из нескольких тысяч тоненьких кусочков. К ним вошел Мэгир:
– Что там случилось?
– Не знаю, босс.
– Так узнай же, чертов ублюдок!
В присутствии дочери он редко ругался – сейчас же готов был застрелить Нортона у нее на глазах. Тот отреагировал молниеносно, словно уловил и другое, скрытое желание босса. Он подскочил к задней двери и быстро отпер. Мэгир почувствовал свежий запах хорошего дня. Ему захотелось выйти. Чтобы просто глотнуть чистый теплый воздух. Но лай собак все еще отдавался в его голове тяжелыми ударами – он не позволил поддаться порыву. По телу вновь побежали мурашки. Трейси съежилась над творимым блюдом в ожидании проявления отцовского гнева. Но он, не сказав ни слова, направился к своему покинутому креслу.
