– Все это гнусная ложь, – вырвалось у нее.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – раздался удивленный голос.
– За всем этим скрывается какая-то мерзость.
Свет начал меркнуть, образы исчезли. Она уже могла разглядеть что-то другое, маленькое и темное, притаившееся за световым занавесом. Берди почувствовала страх смерти, исходивший от этого существа. Запах смерти чувствовался и в десяти шагах.
– Кто ты такой, в конце концов? – она шагнула вперед. – Почему ты прячешься, эй!
Послышался голос, ужасающий человеческий голос.
– Тебе это незачем знать.
– Но ты пытался убить меня.
– Я хочу жить.
– Но я тоже.
В том углу, откуда доносился голос, было темно. Берди почувствовала отвратительный запах гнили. Она вспомнила этот запах, запах какого-то животного. Прошлой весной, когда сошел снег, она нашла трупик перед своим домом. Маленькая собачка или большая кошка, точно нельзя было сказать. Домашнее животное, застигнутое декабрьскими холодами. Полуразложившаяся тушка кишела червями. Желтоватыми, сероватыми, розоватыми. Мысленная картина с тысячью движущихся мазков. Она ясно вспомнила эту вонь.
Набравшись мужества и все еще находясь под впечатлением образа Дамбо, столь больно ее уязвившего, она направилась к колышущемуся миражу, крепко держа в руках Умиротворитель, на случай, если эта тварь выкинет еще какой-нибудь фокус. Доски под ее ногами скрипели. Но она была слишком поглощена своим соперником, чтобы прислушаться к их предупреждениям. Настал момент, когда она должна схватить этого убийцу и выбить из него все его тайны. Она уже почти дошла до конца коридора. Берди шла вперед, он отступал. Ему уже некуда было деться. Внезапно пол треснул под ней, и она провалилась в облако пыли, выронив из рук Умиротворитель. Берди пыталась схватиться за край доски, но та была совершенно изъедена червями и рассыпалась в ее руках. Она неуклюже плюхнулась на что-то мягкое.
Здесь запах гнили был еще сильнее. Ее желудок буквально выворачивало. Она протянула руку в темноту. Все вокруг было покрыто холодной слизью. Ей показалось, что ее впихнули в чрево гниющей рыбы. Над ней, сквозь доски, сверкнул свет. Она заставила себя оглянуться, хотя это далось нелегко.
Она лежала на человеческих останках, растекавшихся по всей комнате. Ей хотелось кричать. Ее первым порывом было желание разорвать юбку и блузку, которые уже насквозь пропитались липкой слизью. Но она понимала, что не сможет пройти голой даже перед сыном целлулоида.
