Веер с гейшами | страница 15



— Нормально!

— Жора не очень доставал?

— Да так, бурчал себе. Один раз, правда, разорался, а я на улицу сбежала. Кричал, что домой не пустит. Я даже с Надей договорилась, если что, у нее буду ночевать.

— То есть?

— Да не волнуйся, я пришла в десять, Жоры не было, я быстренько спать улеглась, даже не слышала, когда он вернулся. А он утром повыступал немного и все. Знаешь, папа звонил!

— И как он там, в своем Техасе? — Вадим уехал в Америку по рабочей визе месяц назад.

— Говорит, что хорошо. Говорит, с ним контракт заключили на три года, тетя Ира и мальчишки оформляют визы, едут к нему осенью. Папа говорит, что через полгода и я могу приехать, если захочу в Америке учиться.

— А ты хочешь?

— Не знаю, английский подзубрить придется. И, говорят, школы у них странные и учат там плохо. — Нюська явно хотела в Америку, но боялась обидеть мать.

— Нюсь, ты чего выдумываешь? Нормальные там школы, просто учат по-другому. Так, как твоя Наталья Степановна, никто визжать на уроке не посмеет — вмиг с работы вылетит.

Ольга знала, о чем говорила. В 93-м, когда открылся «железный занавес», Магадан побратался с Анкориджем и Ольга попала в первую делегацию журналистов, приглашенных на Аляску. Контраст сытого чистенького изобильного Анкориджа с грязным, серым голодным (еще очень хорошо помнилось, как очередь за мясом по талонам занимали с семи утра) Магаданом был ошеломительным. Ольга заходила в магазины, в школы, в дома, смотрела на довольные, беззаботные лица американцев и чувствовала себя то ли во сне, то ли в сказке. В быль и явь вернулась через десять дней и еще две недели лежала на кровати лицом к стене. Вставала только для того, чтобы написать в свою газету очередную заметку про рай по имени Анкоридж, заново переживая сказочные мгновения, и опять впадала в ступор. Лежать лицом к стене ей никто не мешал: Нюська была в Екатеринбурге у бабушки, Лобанов ходил в какой-то поход. А когда вернулся, вытащил Ольгу из ступора очень просто. Выгреб ее из кровати, налил водки и заставил выпить. Потом Ольга рыдала, спрашивала, за какие грехи ее угораздило родиться в этой стране, потом пела про мороз, потом разрешила Лобанову заняться с ней сексом. Наутро проснулась с трещащей от похмелья головой — и вернулась на родину.

— Мам, так ты отпустишь? — Нюська аж дыхание затаила, так хотела, чтобы мать сказала «да».

— Отпущу, конечно. Закончишь восьмой класс, английский подтянешь — и дуй в свою Америку.

— Здорово! Слушай, мам, ты, наверное, голодная с дороги! Мы у Нади пироги пекли с навагой. Сами! Вот, я тебе принесла кусок.