Прошло три дня, Мигель не появлялся. Вернувшись в дом после работы в конюшне, она услышала телефонный звонок.
— Привет, сестра! Как дела на ранчо?
— Адам! Как твоя нога? — закричала она в ответ.
Пока он рассказывал ей о том, что с ним произошло и как теперь его здоровье, она сняла свои ковбойские ботинки и, забравшись в кресло, уселась поудобнее.
— Я рада, что ты счастливо отделался, — удалось вставить ей в возбужденную речь брата. — Так когда наконец приедешь домой? Ты ведь почти закончил свои дела, не так ли?
— Ты что! Я еще только начинаю. А в чем дело, Анни? Соскучилась по своему брату-двойняшке?
— Да уж, хотелось бы на тебя взглянуть. А представляешь, как бы мы тут с тобой славно покатались вдвоем на лошадях?
— Да, кстати, хочу спросить, как ты там справляешься? Откровенно говоря, не думал, что мама с папой доверят тебе такое тяжелое дело. Наверное, они попросили, чтобы тебе помогал Мигель.
Адам, кажется, не предполагает, что с лошадьми гораздо легче иметь дело, чем со строптивым управляющим. С того вечера, когда она играла на фортепьяно для него, он так и не появился ни разу. Она ненавидела себя за то, что скучает по нему, и пыталась убедить себя, что для нее же лучше, когда его нет рядом.
— С лошадьми у меня все в полном порядке, — заверила она брата.
— »Городская девушка снова в седле…» — пропел он слова из известной песенки. — Готов поспорить, что тебе не хватает огней рампы и аплодисментов.
— Я слишком занята тем, что постоянно вычищаю грязь из-под ногтей после конюшни, чтобы думать о музыке.
Он недоверчиво хмыкнул, потом серьезно спросил:
— С тобой все в порядке, сестра? Знаешь, ты во всем можешь полагаться на Мигеля. В сложной ситуации всегда обращайся к нему.
— Мигель сам всегда очень занят, — ответила она, решив, что никогда не будет просить его ни о чем.
Возникла долгая пауза, и сквозь разделяющие их тысячи километров Анна чувствовала, как брат переваривает и оценивает ее ответ.
— Ты ведь не была дома с тех пор, как уволился Лестер, — наконец произнес он вслух. — Как тебе показался Мигель?
Анна закрыла глаза. Она даже себе не могла признаться в том, насколько глубоко Мигель проник в ее душу. А уж сказать об этом брату и вовсе невозможно.
