Снаряд неожиданно накренился. Люди шарахнулись в стороны.
Быстрым рывком ног, продетых в стремена, что были прикреплены к веерообразному хвосту, Думчев восстановил равновесие.
Стрекоза выпрямилась.
«Ура-а-а!!!» — загудело кругом.
Но это продолжалось едва ли больше одной-двух минут.
От порыва налетевшего ветра всколыхнулись платки у баб. Схватились за шапки и картузы бежавшие за снарядом люди. Ветер подул сильнее.
Брат, бежавший рядом со мной, крикнул:
«Беда! Ветер мешает ему! На схватку с ветром пошел наш русский Икар!»
Я видела: крылья снаряда-стрекозы перекосились. Снаряд сильно наклонялся то в одну сторону, то в другую. Вот-вот упадет!
Брат кричал:
«Смотрите! Ветер валит аппарат влево — Думчев выносит ноги вправо! Ветер вправо — Думчев влево! И снаряд выравнивается!»
Но ветер точно понял уловки человека и налетел сверху. Аппарат «клюнул» носом.
И тогда Думчев стал руками опускать и поднимать крылья. Аппарат опять на время выпрямился. Рядом со мной раздавалось:
«У него силы кончаются! За воздух не уцепишься!»
Аппарат падал. Напрасны были взмахи крыльев. Снаряд гнало ветром к морю.
Толпа ахнула:
«Утопнет! Утопнет!»
Заголосили женщины, кто-то начал креститься. У самой воды снаряд ткнулся в песок.
«Убился! Убился!» — кричала толпа и бежала к морю.
Я опередила всех. Соломенная шляпа сбилась набок и едва держалась на ленте. Я первая подбежала к Думчеву. За мной — брат.
«Вы живы?» — крикнула я.
Думчев пошевелился. Расстегнув ремни, мы помогли ему выбраться из-под снаряда, застрявшего в сыпучем песке.
Подбежали люди. Подходили осторожно и молча, точно боялись потревожить Думчева. Даже мальчишки, босоногие, вихрастые, перебегая от толпы к снаряду и от снаряда к толпе, говорили между собой шепотом.
Брат попросил всех разойтись.
Принесли кувшин воды, и я смочила Думчеву лоб. Брат побежал за извозчиком.
Думчев пришел в себя. Но он не замечал никого. Время шло. Люди стали расходиться. Вдруг он сделал усилие, чтобы подняться.
Я помогла ему. Он встал, обернулся и увидел свой разбитый аппарат.
«Я еще полечу! Полечу!» — сказал он тихо и упрямо.
Низко над нами легко пронеслась чайка.
«Как эта птица?» — Я указала ему на чайку.
«Птица?» — переспросил он.
«Как эта чайка?» — повторила я.
Он долго молчал, точно справляясь с какими-то своими мыслями.
«Нет! Нет! — вдруг резко крикнул он. — Лучше птицы! Как муха! Не только летать, но и стоять в небе! Стоять в воздухе так же твердо, как человек на земле!»
Я испугалась: не помешался ли он? И спросила:
