— Черт возьми, согласен. Дэнни хотел, чтобы все были счастливы. Я знал это за ним и использовал в моих интересах. Только Дэнни так и не понял, что невозможно всех сделать счастливыми. Если только попытаешься, тебя сметут раньше, чем ты начнешь.
К несчастью, мой сын слушал не только меня. Мне неприятно говорить о нем плохо, но я всегда называл черное черным. Я могу быть честным, говоря о характерах моих детей. Дэнни был слабаком.
Хотя Бек не стал возражать, он сам никогда бы не использовал слово «слабый», чтобы описать характер Дэнни. Благодарение богу, он никогда не впивался сразу в горло, как его отец и брат — или как сам Бек, кстати. Но и у мягкости есть свои преимущества. Мягкий человек не обязательно слабый. Дэнни очень быстро во всем разбирался и понимал, где проходит граница между добром и злом.
Бек размышлял о том, не послужили ли высокие моральные принципы причиной гибели Дэнни.
Хафф последний раз затянулся и загасил сигарету.
— Мне пора вернуться к гостям. Оба встали, и Бек сказал:
— Вчера вечером я положил папку на стол в вашей спальне. Вероятно, у вас не было возможности заглянуть в нее.
— Нет. А что там?
— Я просто хотел, чтобы вы просмотрели ее. Мы можем поговорить об этом позже.
— Хотя бы намекни.
Бек знал, что о бизнесе Хафф готов говорить всегда, даже в день похорон сына.
— Вы слышали когда-нибудь о человека по имени Чарльз Нильсон?
— Не припоминаю. А кто он?
— Адвокат профсоюзов.
— Ублюдок.
— Это определенно синонимы, — криво улыбнулся Бек. — Он написал нам письмо. Копию я положил в папку. Мне необходимо знать, как вы хотите, чтобы я ему ответил.
Это не срочно, но ответить надо. Так что не ждите слишком долго, просмотрите письмо. Они вместе пошли к двери.
— Этот Нильсон, что он за адвокат?
Бек замялся, но, когда увидел, что Хафф начинает сердиться, махнул рукой, словно говоря «я сам этим займусь».
— Он делает репутацию в другой части страны, — ответил Бек. — Но мы сможем справиться с ним.
Хафф похлопал его по спине.
— Я доверяю тебе на все сто. Кто бы ни был этот сукин сын и кем бы себя ни мнил, от него только воспоминание останется, когда ты с ним закончишь.
Хойл открыл дверь. Через широкий холл они видели непарадную гостиную с высокими окнами, которую Лорел превратила в оранжерею. Там росли папоротники, орхидеи, фиалки и другие тропические растения. Комната была не только ее гордостью и радостью, а предметом гордости Клуба садоводов Дестини, председателем которого Лорел была несколько лет подряд.
