Боешники, привыкшие действовать по освященному веками шаблону, слегка опешили. Повторялась история с засадой, едва не рассорившая стаю. Пришлось Темняку повысить голос и для острастки даже вложить в лук отравленную стрелу.
Стая, обуреваемая целым букетом страстей, главными из которых были страх неопределенности и недоверие к своему командиру, вернулась в нору, покинутую совсем недавно (даже едкий запах мази из неё ещё не выветрился).
Так уж получалось, что место у выхода досталось Бадюгу. Теперь он стал глазами и ушами стаи — правда, глазами не самыми зоркими и ушами не очень чуткими.
— Нагреби с улицы побольше мусора и оставь для себя маленькую щелочку, — посоветовал Темняк.
— Сейчас, сейчас, — Бадюг старательно засопел и завозился у выхода. В норе потемнело.
Потянулось ожидание, тягостное, словно погребальная церемония. Снаружи пока не доносилось ни единого звука.
— Видишь что-нибудь? — осведомился нетерпеливый Свист, оказавшийся от выхода дальше всех.
— Ничего… Нет, вижу! — воскликнул Бадюг. — Вижу!
— Кого?
— Ноги!
— Чьи?
— Боешников.
— Сколько?
— Ног-то? Одна пара, другая, третья, четвертая… Сначала шли. Теперь встали.
— Ты дырку-то в мусоре расширь! Виднее будет.
— Ага, а если заметят!… Забегали ноги, забегали! Сначала вперед, а потом назад. Отступают, надо полагать… Один уже готов. Лежит возле самой норы.
— Рожа у него какая? Черная, желтая, белая или обыкновенная?
— Нет у него рожи!
— Как это нет?
— А очень просто. Ему голову снесли… Остервенело бьются. Аж мороз по коже продирает.
Шум схватки, кипевшей почти рядом, проник в нору — топот, ругань, стоны, визг разящих спиралей, лязг щитов, какие-то странные звуки, похожие на автомобильные гудки.
Пыль, поднятая сражающимися, затмила и без того тусклый свет, а запах свежей крови перебил даже сомнительный аромат “хозяйского дерьма”. Бадюг от греха подальше покинул свой наблюдательный пост и втиснулся между Темняком и Тюхой.
— Все равно ничегошеньки не видно, — оправдывался он. — Человек пять уже замертво лежат, а остальные их топчут.
— Пора бы уже и вмешаться, — сказал Свист. — Или будем дожидаться Смотрителя? Уж он-то нас встретит с распростертыми объятиями.
— Пора так пора, — согласился Темняк, внимательно вслушивавшийся в утихающие звуки боя. — Выходим! Веди стаю, Тюха. И ты, Бадюг не задерживайся. Надеюсь, сегодня вы управитесь и без моей помощи.
— Обязательно, — пообещал Свист. — Но выбраться наружу ты мне все же пособи.
Человек — существо загадочное. Особенно в крайних своих проявлениях, вроде любви и смерти. Двойственность нашей натуры, в которой духовное поневоле должно уживаться с плотским, неминуемо приводит к шизофрении, нередко явной, но чаще всего скрытой, завуалированной.
