Человеку со стороны было просто невозможно разобраться в предназначении отдельных компонентов этого разнообразнейшего мусора, пребывавшего (если считать курившийся над улицами парок) во всех известных природе агрегатных состояниях, за исключением разве что плазменного и нейтринного. Более того, значительная часть этого хлама представляла для неосторожных чужаков серьёзную опасность. Здесь можно было походя лишиться и руки, и зрения, и рассудка, и даже самой жизни.
Зато аборигены находили на улицах Острога всё, необходимое им для жизни, начиная от пропитания и кончая оружием. Имена тех, кто первым приспособил для дела какую-нибудь бросовую вещицу (себе на пользу или другим во вред), оставались в памяти благодарных потомков навечно.
Тюха зря не суетился, а только присматривался к уличному мусору, словно опытный грибник, издали отличающий сыроежку от поганки. Темняк, напротив, старался потрогать каждую приглянувшуюся ему штуковину руками. Время от времени многоопытный спутник предупреждал его:
— Это “вечная роса”. Тебе её лучше обходить стороной.
— Почему? Такие забавные капельки. Как живые бегают.
— Они на свету всегда бегают. А при соприкосновении с человеческой кожей сразу всасываются в кровь. Это даже хуже, чем “хозяйского дерьма” попробовать. Если и не умрёшь, то станешь калекой.
— Что это за дрянь такая? — поинтересовался Темняк, зацепившись ногой за пучок тонких упругих тяжей.
— “Хозяйские жилы”, — пояснил Тюха. — Из них Веревки свой товар делают. Заодно и струны для цимбал.
— Штаны ими подвязать можно? — Темняк обеими руками поддернул вверх упомянутую деталь своего туалета. — Что-то я похудел за последнее время.
— Можно. Только их просто так не порвешь. Резать надо.
— А чем? — Темняк оглянулся по сторонам, но ничего подходящего не заметил.
— Возьми “хозяйскую слезу”, — посоветовал Тюха. — Вон она рядышком сверкает.
Темняк подобрал осколок тяжелого, как свинец, полупрозрачного вещества, на острых гранях которого поблескивал свет уходящего дня, и отхватил изрядный кусок эластичной нити.
— По-твоему, здесь всё хозяйское? — сказал он, опоясывая свои чресла. — И желчь, и жилы, и слезы, и даже дерьмо?
— Конечно.
— Так ведь нет у Хозяев никакого дерьма. Знающие люди толкуют, что они свою пищу сначала разлагают соответствующим образом, а потом шкурой впитывают. Откуда при такой кормежке дерьму взяться? И слез у них быть не может, а уж жил тем более.
— Какая разница. Все так говорят. Не нами заведено — и не нам отменять… Но уж если к слову пришлось, хочу тебе ещё один совет дать. Ты “хозяйского дерьма” не очень-то опасайся. Смердит оно, конечно, нестерпимо, особенно если заденешь. И голова после этого начинает болеть. Но зато можешь быть уверен, что вокруг никакой другой заразы нет… Стой! — вдруг скомандовал он.
