— С какой стати ты должен мне это сказать?! Тогда скажи, с какой стати должна уцелеть твоя шея?
— Даже если вы получите сертификаты, ведь вы все равно собираетесь нас убить, верно? — задал вопрос Дюган.
— Вовсе нет! Дурак, сам подумай, какой мне в вас интерес после того, как я их получу?
— Вы обещали освободить нас, как только я подпишу записку в банк, — напомнил Слоуп.
— А разве я не оказался бы в дураках, если бы так сделал? Ты солгал мне, Дюган. Это была грязная, подлая ложь, но я раскрыл ее, разогнал туман, который ты пытался нагнать на меня!
В этот момент узел наконец поддался, ослабел, и на мгновение перед моими глазами все поплыло, как в тумане, потому что я понял, что теперь с нами будет все в порядке.
Это произошло в ту секунду, когда Бонанза говорил:
— Но это была не твоя уловка. У тебя на это не хватило бы мозгов. Все это придумал рыжий гаденыш, и он… Где этот паршивец? Где этот проклятый щенок?
Крис побежал вокруг стула, а в это время веревка со свистом разматывалась и соскользнула с кистей Слоупа. И только я увидел бешеное, полуиспуганное лицо Бонанзы, как великан схватил его и сжал со всей своей богатырской силой!
Я встал, весь дрожа и пошатываясь.
Мистер Генри Кристиан не шумел, а только пускал пузыри, когда я вытащил из его кармана золотой ножик, прихватив заодно часы и цепь, на которой они висели. Я раскрыл этот нож и в один миг освободил старину Слоупа с головы до ног. Потом я повернулся к Блонди, но тут через другую дверь в комнату вломился Ларкин.
Вот когда я вспомнил, что, как полный идиот, забыл запереть эту дверь! Но все равно, даже когда Ларкин ворвался, не думал, что наша игра проиграна.
А Слоуп выставил Бонанзу перед собой, и тот оказался прямо перед дулом ружья Ларкина.
За Билли толпились еще несколько головорезов, такие страшные, что просто ужас!
— Какой черт тебя освободил? — заревел Ларкин.
— Бросай ружье, — велел ему Слоуп, — или я выброшу твоего босса в окно. Бросай его, слышишь?! — И, легко подняв Бонанзу, отступил вместе с ним назад к окну.
Тем временем я уже пригнулся за спиной Блонди и двумя ударами ножа освободил и его. Бонанза захрипел, как умирающий:
— Ларкин, убирайся, или я мертвец. Не пытайся подойти, идиот! Убирайся прочь! Он убивает меня своими ручищами!
Тут его голос вроде как прервался, но не от боли или страха — его душила настоящая ярость. Так или иначе, но Ларкин отступил, наводя ружье то на Блонди и меня, то на своего босса и Слоупа. Но не знал, на что решиться, и только тяжело дышал.
