— Ну что ж, пора и в путь, — объявил Дисон. — Ты готов, Кид?
— Еще бы! — весело откликнулся тот.
— Уезжай с ними! — крикнула внезапно старушка мать, обращаясь к сыну. — Собирай свои манатки, убирайся вслед за ними, и чтобы ноги твоей больше здесь не было!
— Тише, тише! — зашикал старик. — Ведь это твой сын, неужто забыла, мать?
— Что чувствую, то и говорю, а ты мне рот не затыкай! Видеть его больше не желаю, так и знай! Считай, что я вышвырнула его из своей жизни, с кровью вырвала из сердца. Все! Не видать ему больше от меня ни любви, ни заботы! Умер он для меня, понятно?! Сегодня я потеряла то единственное, что мы с тобой вместе породили на свет. Это больно… да, больно! Но ни за что на свете я не позволила бы ему сидеть за нашим столом с руками, обагренными кровью!
Киду порой казалось, что у него не нервы, а стальные канаты, но отчаяние этой маленькой седой старушки потрясло даже его. Ее супруг с открытым ртом взирал на нее, словно на существо из другого мира. Даже Дисон с Морганом, совершенно позабыв о том, что им не следует спускать с пленника глаз, таращились на мамашу Трейнор.
Наконец Бад, который то бледнел, то краснел, вдруг взорвался:
— Что это еще за вздор, хотел бы я знать?! Папаша, ты что, язык проглотил?! Ну скажи же что-нибудь или ты не слышишь, что она надумала?!
— Всю жизнь… — медленно, будто язык отказывался ему повиноваться, проговорил старый Трейнор, — всю жизнь мне и в голову не приходило перечить твоей матери. А теперь я уже стар и не стану менять привычек. Так что делай, что приказывает мать, да поживее!
— Так вот она, значит, какая — материнская любовь! — раздираемый яростью и отчаянием, воскликнул Бад.
— Я тебе не мать, Иуда! — зарыдала бедная старушка. — Даже подлый краснокожий никогда бы не сделал того, что сделал ты! Ты предал и продал того; с кем ел за одним столом! Пусть Господь Бог простит тебе этот страшный грех, а я, видать, не смогу!
— Да уж, — мрачно пробормотал старый Трейнор. — Стало быть, снова мы с тобой, мать, остались вдвоем. Как прежде, в молодости. Бад, слышишь, что говорю? Живо собирайся, и прочь из нашего дома!
— Нечего мне собираться, — буркнул тот. — Решил пойти своей дорогой — и пойду. Плевать мне и на вас, и на все, что тут есть. Ничего мне не надо. Раз вы вышвырнули меня из дома и из своих сердец, я сделаю то же самое… — Он вдруг замялся и блуждающим взглядом обвел лица всех присутствующих.
Сначала взглянул на юного Дейви, с белым от ужаса лицом, похожим на застывшую маску. Потом — на Моргана и Дисона, соучастников его преступления, людей, толкнувших его на этот страшный шаг. Они смотрели на него с жалостью, и в то же время — Бад ужаснулся — на их лицах читалось нескрываемое к нему презрение! И наконец, Малыш Кид, которого он предал, тоже глядел на него, Бада, но без ненависти, а будто откуда-то издалека, как человек, увидевший под ногами какую-то противную козявку.
