Пикар с торжеством доложил генералам: найден подлинный шпион! Это Эстергази! Остается — арестовать его.
Но генералы вели себя странно:
— Зачем раскапывать эту старую, забытую историю?
— Но ведь рано или поздно истина все равно откроется! — сказал Пикар.
— Если вы будете молчать, — ответили ему, — истина не откроется никогда…
И очень скоро после этого Пикара послали в далекую и опасную экспедицию — в Африку.
Но не так-то легко, как говорит народная мудрость, латать прелую одежину. Генералы радовались тому, что, усылая Пикара из Франции, они залатали гнилую ткань лжи, фальшивок, несправедливости. Однако на месте заплаты открылась новая грозная дыра: газета «Фигаро» поместила фотографию с пресловутого бордеро. Теперь всякий, знакомый с почерком Эстергази, мог убедиться в том, что писал бордеро именно он, и, значит, шпион — тоже он!
На этом основании брат Дрейфуса, Матье Дрейфус, возбудил судебное дело против Эстергази, как разоблаченного шпиона и предателя. Эстергази заметался, как зверь, окруженный облавой. Он пригрозил генералам разоблачениями в печати.
Угроза подействовала. Генералы отечески оградили Эстергази от неприятностей: хотя Эстергази и судили, но на суд произвели чудовищный нажим. И, конечно, Эстергази был оправдан!
Однако ни он, ни его защитники из Генерального штаба не успели даже вздохнуть с облегчением после перенесенных неприятностей, как над ними загремел новый гром. Знаменитый французский писатель Эмиль Золя выступил в печати с открытым письмом к президенту Французской республики Феликсу Фору.
Письмо это в тот же день облетело весь мир и вызвало везде бурю.
Господин президент! — писал Золя. — Каким комом грязи лег на ваше имя процесс Дрейфуса! А оправдание Эстергази — неслыханная пощечина, нанесенная истине и справедливости. Грязный след этой пощечины пятнает лик Франции!..
Метко и зло описывал Золя, как пристрастно и недобросовестно подбирались улики против Дрейфуса:
Он знает иностранные языки — о, это преступник!
При обыске у него не обнаружено ничего компрометирующего — какой ловкий преступник!
Он смущается — ага, это преступник!
Он не смущается — еще бы, ведь это преступник!
Дальше шла необыкновенно сильно и страстно написанная часть письма: в ней перечислялись поименно все те, кого Золя считал преступниками и кому он гневно бросал в лицо свое «Я обвиняю!»:
Я обвиняю полковника дю Пати де Кляма — он был дьявольским орудием судебной ошибки и делал это самыми преступными средствами!
