Маргарита, которая не могла предвидеть подобной развязки, едва не сошла с ума. Она заперлась у себя в комнате, чтобы всласть наплакаться и заодно сочинить стансы на отъезд возлюбленного.
Разлука не только не охладила страсть Марго, но, напротив, придала ей еще больший накал. Это подтверждают письма, которые она писала Шанваллону: «Ваш отъезд, наша неожиданная разлука настолько же усилили мою любовь, насколько у слабых натур, сжигаемых вульгарным пламенем, она в подобных обстоятельствах ослабевает. И даже если вам захотелось бы новой любви, не бросайте меня, потому что, поверьте мне, тот час, когда вы мне измените, будет моим последним часом, так что срок моей жизни зависит от вашей воли».
Все ее письма кончаются одинаково: «Вся моя жизнь в вас, мое прекрасное все, моя единственная и совершенная красота. Я целую миллион раз эти прекрасные волосы, мое бесценное и сладостное богатство; я целую миллион раз эти прекрасные и обожаемые уста».
Эти взволнованные, пламенные письма свидетельствуют о том, что королева Марго, так бессовестно оклеветанная некоторыми историками, изображавшими ее вульгарной потаскухой, действовавшей лишь по велению грубой физиологии, по крайней мере однажды в своей жизни сгорала от поистине расиновской страсти.
После отъезда герцога Анжуйского Генрих Наваррский пережил новый медовый месяц с прекрасной Фоссез, которую чуть было не потерял.
И именно тогда в головку маленькой карьеристки закралась малодостойная мысль: ей показалось, что если у нее родится от Наваррца сын, то король разведется с Маргаритой и женится на ней.
Бесконечными ночами она усердно трудилась для достижения этой цели, и однажды утром объявила Беарнцу, что его стараниями она беременна.
Королева Марго, разумеется, сразу догадалась, что их благополучную семейку втроем ждет счастливое прибавление. Ее это нисколько не огорчало, но лишь до того дня, когда она заметила, что приближение материнства самым огорчительным образом изменило характер ее бывшей подопечной.
«Когда она почувствовала, что оказалась в этом положении, — пишет Маргарита, — она совершенно по-другому стала вести себя со мной; вместо прежней свободной манеры поведения в моем присутствии и привычного оказания мне добрых услуг в присутствии короля она стала прятаться от меня и совершать в отношении меня столько же плохого, сколько раньше делала хорошего. Она настолько забрала в руки короля моего мужа, что за короткое время он совершенно переменился. Он сторонился меня, прятался и не находил мое присутствие таким приятным, каким оно для него было на протяжении тех четырех или пяти лет, которые я провела с ним в Гаскони и когда Фоссез вела себя пристойно».
