— И поэтому ты стоял в стороне?
Раздражение послышалось в голосе Хостеттера:
— Мне кажется, что ты до сих пор не уяснил: ведь мы не завоеватели. Мы можем только защищаться, не пытаясь перекроить всю страну, тем более, что она сопротивляется.
— Как ты можешь говорить, что они правы? Эти невежественные болваны, подобные Бардиту, и двуличные ничтожества, подобные судье.
— Они честные люди, Лен. Да, они по-своему честны. И тот, и другой благородно отстаивали сегодня утром свои позиции. Они искренне убеждены в своей правоте. Со времен сотворения мира никто — ни ребенок, укравший леденец, ни диктатор, истребляющий свой народ, — не совершил ни одного поступка, не будучи полностью уверенным в своей правоте и справедливости содеянного. Твой порыв называется рационалистическим, подобные вещи вредили человечеству больше, чем все пороки, вместе взятые.
— Может быть, Бардит — с этим я готов согласиться. Но только не судья. Он прекрасно разбирается в ситуации.
— Да в том-то и дело, что не всегда. Прозрение приходит поздно, иногда слишком поздно. Подумай сам, Лен: убегая из дома, ты в чем-нибудь сомневался? Говорил ли ты себе: “Я собираюсь ступить на стезю Дьявола и сделать родителей несчастными?”
Лен опустил глаза и долго молча смотрел на воду. Наконец он сказал:
— Как они там? Здоровы?
— Я слышал, что у них все хорошо.
— А бабушка?
— Умерла год назад, в декабре.
— Да, она была очень старой.
Странное чувство охватило Лена при мысли о бабушке, словно безвозвратно ушла частичка его самого. И вдруг он с болезненной ясностью увидел ее, залитую солнечным светом на ступеньке их дома, не сводящую глаз с полыхающих осенним пламенем деревьев, услышал ее слова о красном платье, которое она носила много лет назад, когда мир был другим.
— Отцу никогда не удавалось заставить ее молчать.
Хостеттер молча кивнул:
— И моя бабушка была точно такой же.
Вновь молчание. Лен сидел, глядя на воду, прошлое тяжким грузом навалилось на него, и он уже не хотел в Барторстаун. Ему хотелось домой.
— У твоего брата все прекрасно, и уже двое детишек, — сказал Хостеттер.
— Я рад.
— Пайперс Ран совсем не изменился.
— Нет, я уверен, что это не так. О, замолчи!
Хостеттер улыбнулся:
— У меня есть преимущество: я возвращаюсь домой.
— Значит, ты все-таки не из Пенсильвании.
— Мои предки жили там, я же родом из Барторстауна.
Внезапно Лен разозлился:
— Послушай, ты ведь знал о нашем бегстве из Пай-перс Рана и наверняка знал, где мы находились все это время.
