Тем временем лошади росли, и у Адама были хорошие помощники-ковбои. Итан их продавал, и счет в банке Драй-Уэллза неуклонно пополнялся. Адам и сам мог бы оплатить поиски девушки, но Консуэло упорно настаивала на своем вкладе в это предприятие, а теперь еще и Тори решила взять на себя часть расходов. Она бы обиделась и оскорбилась, если бы он отказался получить деньги по ее чеку, но ему было неловко пользоваться ее добротой. Он знал, что Тори не скажет ему спасибо, когда — если это вообще когда-нибудь случится — он привезет домой ее своенравную сестрицу.
Он скомкал телеграмму и послал ответное сообщение:
* * *
«Немного задерживаемся тчк следуем Сан-Франциско тчк подробности письмом тчк Адам».
* * *
Он ненавидел писать письма почти так же сильно, как ненавидел ездить на лошади под дождем, но у него не было выбора. Невозможно было объяснить события последних двух дней на телеграфном бланке. Он не был уверен, что сумеет объяснить это, даже если в его распоряжении будет целая кипа бумаги.
Когда Адам вернулся в гостиницу, Энджел ждала его в холле, и ему стало стыдно за то разочарование, которое он испытывал. Но он открыл для себя, что гораздо легче было заниматься ее поисками, чем стараться удержать ее рядом с собой. И как бы нечестно это ни выглядело, он бы предпочел сообщить Консуэло, что снова потерял ее дочь, нежели написать, что он везет ее домой.
На Энджел было вчерашнее дорожное платье, хотя она почистила его и погладила. Волосы были аккуратно убраны под сетку, пестрая шаль заколота высоко на шее, ручки ее изорванной, но отремонтированной сумочки были туго намотаны на пальцы. Насколько знал Адам, ни шляпы, ни перчаток она не носила. Но даже одетая с такой простотой — скорее даже со строгой простотой, — как сейчас, когда нервно мерила шагами холл от двери кокну, она производила неизгладимое впечатление. Эти блестящие черные волосы, потрясающие голубые глаза, высокие скулы и кожа персикового цвета… Ни один мужчина, проходящий мимо, не мог удержаться и не остановить на ней свой взгляд, не приподнять в приветствии шляпу, не кивнуть ей, и Адам видел, как даже сейчас мужчины замедляли свой шаг и приостанавливались, проходя мимо их окна.
Она была красива, Адам всегда знал это. Ее мать была красива. Консуэло могла заманить в свои сети любого мужчину и сделать так, чтобы он предложил ей весь мир. Одного поворота головы было достаточно, чтобы мужчины падали к ее ногам. В Энджел тоже это было… но у нее было и что-то свое. Ее красота была дика и свежа и так же загадочно опасна, как роза с шипами, и так же чарующа. Ему хотелось узнать, имеет ли она представление, какая власть над мужчинами заключена в ее тонкой, миниатюрной фигурке, какой силой она обладает, стоит ей лишь бровью повести или взмахнуть рукой; конечно же, она никогда не пыталась применить свои женские уловки в общении с ним. Однажды он обнаружил, что гадает о том, как бы он себя повел, если бы она так поступила, и эти мысли лишили его покоя.
