Он казался очень возбужденным, глаза над повязкой блестели болезненным блеском. Когда он выгнал Ути из палатки, приказав возвратиться не раньше рассвета, Ануна поняла, что должно произойти. Она испытала одновременно страх и желание и призналась себе, что давно с нетерпением ждала этого момента.
Архитектор подал ей чашу, до краев наполненную пальмовым вином, и приказал выпить до дна. Она послушалась. Голова у нее закружилась. Было очень приятно. Дакомон задул светильники и бросил в курильницу щепотку конопли, которая сразу заполнила палатку одурманивающим дымом.
«Он хочет меня одурманить, — подумала Ануна. — Он полагает, что, опьянев от наркотика, я буду меньше бояться».
И она поняла, что он собирается снять маску… Проделывал ли он то же самое со своими предыдущими «ученицами»? И церемониал был такой же — вино, конопля… а потом ощущение ужаса?
Дакомон казался не совсем нормальным; Ануна была уверена, что он нажевался голубого лотоса. Он заливисто смеялся, словно мальчишка над забавной шуткой, и обильно потел. Пот имел приятный запах мелиссы, и ей чудилось, что она находится в саду.
Опьянев от вина, Ануна плохо сохраняла равновесие. Когда ладони молодого человека легли ей на плечи, колени у нее подогнулись и она повалилась на циновку. У нее больше не было сил противиться ему.
«Встань! — издалека крикнул ей внутренний голос. — Беги. Ты не сильнее других. Когда он снимет свою повязку, ты закричишь, и он придет в ярость. Уходи, уходи, пока он тебя не убил. Ты же видишь, он не в себе».
Но она отказалась послушаться голоса. Она твердила себе, что не боится, что работала в Доме бальзамирования, что привыкла к трупам, что жизнь закалила ее, что…
Дакомон уже раздевал ее. Руки его были на удивление мягкими и нежными — такие бывают только у богачей, — и Ануне приходилось лишь случайно касаться их… Она уступила.
— Не закрывай глаза, — странным свистящим шепотом произнес Дакомон. — Пусть веки твои будут открыты. Я хочу, чтобы ты смотрела на меня.
Ладони девушки вспотели. Она не ошиблась. Он сейчас раскроется перед ней. Об этом он думал с самого начала. Он наверняка надеялся, что она выдержит это последнее испытание, так же как победила все ловушки лабиринта. Он сделал на нее ставку и вообразил, что у нее иной склад характера и что в отличие от других девушек она, не моргнув глазом, вытерпит вид его изуродованного лица. Ануна и сама думала почти так же, но сейчас она уже не была так уверена в себе. Она вдруг пожалела, что выпила мало вина и вдохнула недостаточно дыма конопли. Ей хотелось впасть в то состояние, которого достигают некоторые жрицы при помощи лотоса.
