Анахотеп подошел к гонгу и ударил в него. Тотчас же появился слуга, лицо и тело его благоухали духами, которыми он успел прыснуть на себя перед тем, как предстать перед номархом.
— Я хочу пройтись! — бросил Анахотеп. — Погуляю немного. Пусть мне доставят мои живые посохи.
Спешно разбудили двух мальчишек, еще носивших детскую прядь волос. Номарх любил опираться на их плечи во время ночных прогулок. Этим мальчикам было лет по десять, и Анахотеп велел зашить им веки, чтобы они не могли узреть секреты фараона.
Другие, более беспощадные, чем он, без колебаний выкололи бы им глаза, но Анахотеп не считал себя жестоким, а зрелище маленьких обнаженных тел доставляло ему удовольствие, особенно когда они дрожали на холодном ветру, дующем из пустыни.
Его больные артритом руки впились в плечи мальчиков, зевающих и похныкивающих от недосыпа.
— Вперед, мои жеребятки, — погонял их Анахотеп голосом доброго дедушки: ему нравилась эта роль. — Вперед, я поведу вас, только будьте внимательны к нажатию моих ладоней. Хоп! Хоп!
И он пошел, согнувшись, прихрамывая, сладострастно сжимая смугло-золотистую плоть мальчиков, на которых перенес вес своего старческого тела с похрустывающими суставами.
С помощью своих «живых посохов» он пошел во дворец, чтобы еще раз полюбоваться подготовкой к своим будущим похоронам.
Вначале он осмотрел тела и съемные головы, вырезанные лучшими мастерами. Эти деревянные манекены в натуральную величину будут служить провожатыми его ка, когда тому вздумается прогуляться среди живых. Хитрый Анахотеп выбрал заменяемые головы с лицами тех, с кем он общался во дворце: писцов, министров, военачальников, вельмож… Он надеялся, что его ка, приняв на одну ночь облик этих людей, сможет проникнуть в их секреты, обладать их женами, дочерьми и даже сыновьями. При помощи этой уловки он рассчитывал забирать их золото, медь, чтобы делать подарки жрецам, в чьи обязанности входило ухаживать за его гробницей. Мысли об этих ничего не значащих злых выходках рождали в его груди радостное квохтанье, напоминающее смех попугая.
Он ощупал деревянные головы, выстроившиеся на полке, убедился, что никто не забыт. Все его придворные находились там, готовые к вечной службе. Тела же, вырезанные из дерева, по желанию Анахотепа были сделаны тяжеловесными, с гипертрофированными половыми органами.
Старик возобновил обход. Приходил он сюда все чаще и чаще, чтобы на душе было спокойнее.
Ряды больших кувшинов были полны золота, серебра, медных слитков. Номарх знал, что, унеся все это в могилу, он разорит провинцию, но относился к этому равнодушно. Разве он, как и все, не имеет права поступить сообразно своему статусу и финансовым возможностям? Отец, муж оставляли свои семьи ни с чем, заставляя хоронить себя, тратя на себя то, что заработали за всю жизнь. Иногда вдова и сыновья с ужасом узнавали, что дорогой покойник платил жрецам за то, чтобы они ухаживали за местами погребений его далеких предков… Подобные соглашения приносили служителям богов приличные барыши, не считая ежедневных подношений в виде хлеба, пива, меда и самого свежего мяса. Вторая жизнь умерших разорила немало семей, которые не могли отказаться от своих обязательств, поскольку все было записано в архивах Дома жизни, где хозяйничали писцы администрации.
