— Где они? — спросил Жеан.
— Кто? — вяло откликнулся Дориус; его глаза были пусты.
— Ирана и Робер! — рявкнул проводник, до боли сжав его плечо. — Где они прячутся?
— В разрушенном монастыре, в лесу Каллуек. В месте, которое называется «Горб спящего великана»… На холме, поросшем непроходимыми зарослями. Там, со стороны восходящего солнца, среди шипов проделан проход. Но никто не ходит по нему: то место считается проклятым. У них достаточно соленой рыбы и копченой ветчины, чтобы продержаться несколько месяцев. Я уже сказал тебе: Ирана все предусмотрела.
— Она и вправду желала моей смерти?
— Да. Ирана, кстати, два раза пыталась тебя убить на горе, когда ты гонялся за монстром вместе с Робером. Ее пугала мысль, что ты можешь доставить неприятности юноше. По этой же причине она часто наводила твои подозрения на третье лицо: Гюг де Шантрель, отец Робера… Робера нужно было защищать. Этого очаровательного Робера.
— Как мне хочется убить ее, — процедил сквозь зубы Жеан, засовывая кинжал за пояс, — но внутренний голос подсказывает, что и ты почти мертв… Я ошибаюсь?
— Может быть, и нет, — отрешенно вздохнул Дориус. — Что будешь делать? Пойдешь туда, чтобы наказать ее?
— Еще не знаю, — признался Жеан. — Во всяком случае, я все расскажу Роберу. Это и будет наказанием Ираны. После этого посмотрим, согласится ли парнишка млеть в ее объятиях.
— Она этого не допустит, — сказал Дориус. — Увидев тебя, Ирана сразу поймет, что ты обо всем знаешь, и попытается тебя убить. От любви она остервенела.
— Прощай, аббат, — произнес Жеан, выходя в коридор. — Оставляю тебя наедине с твоей совестью. Думаю, у вас есть что сказать друг другу.
Он ушел, убежденный, что никогда больше не увидит Дориуса. А что творилось у него в душе, могли описать лишь ученые мужи и поэты, разбирающиеся в душевных муках.
Жеан вышел из замка тем же путем. Ожье ждал его по ту сторону рва.
— Ну что, дружище? — спросил он, нагнувшись к шее своей лошади. — Ты все сделал? У тебя такой вид, будто в твоих венах не осталось ни капли крови, можно подумать, что зарезали тебя, а не ты Дориуса.
Не ответив, Жеан вставил ногу в стремя; у него так сжало горло, что он не знал, как прозвучит его голос, если он заговорит. Что до остального, то тут Ожье почти не ошибся. Руки и сердце Жеана были холодны, как у трупа.
