Устав от бессмысленного разговора, Феликс Обертен не отвечал.
— Введите свидетеля! Знаете ли вы этого человека? — Секретарь тут же записал вопрос, обращенный к старшему матросу Дику.
— Да, ваша честь! Это Джеймс Бейкер.
— Вы подтверждаете свои показания?
— Могу подтвердить под присягой: я его узнал.
— Хорошо, можете идти. А вы, — приказ относился к стоявшим здесь же матросам, — уведите обвиняемого.
Феликса препроводили в соседнюю комнату и оставили там ждать приговора.
В подобных случаях англичане скоры на руку, поэтому неудивительно, что решение было готово уже через четверть часа.
Так называемый Джеймс Бейкер вновь предстал перед судьями, и комиссар по-английски зачитал гнусавым голосом длиннющее обвинительное заключение, представлявшее собой выдержку из Абердинского билля. А затем и приговор.
Феликс нимало не сомневался в содержании прочитанного. Однако он и бровью не повел, хладнокровием своим удивив даже самого председательствующего, не слишком впечатлительного от природы.
— У вас есть два часа, чтобы приготовиться к смерти. Если желаете причаститься, корабельный капелланnote 70 к вашим услугам. Кроме того, можете заказать обед.
Поняв, что его наконец отпускают, осужденный вежливо поклонился и как можно спокойнее произнес:
— Господа, имею честь приветствовать вас.
Члены совета были ошеломлены.
— Нужно признать, — говорил позже командующий, — что этот негодяй выказал редкое самообладание. Конечно же он англичанин! Жаль, что такие люди не умеют обратить во благо свои способности. Однако, джентльмены, вечером у нас казнь!
Вновь оказавшись в заточении, бакалейщик, потерявший счет причудам англичан, вскоре вынужден был принимать у себя странную процессию. Впереди шествовал человек с фонарем в руке, а за ним другой — краснощекий, свежевыбритый, с красным носом и широкой улыбкой на губах. Он запросто уселся рядом с осужденным и принялся что-то весело рассказывать… по-английски.
На этот раз парижанин не знал, смеяться ли ему или сердиться.
Но раблезианская физиономияnote 71 посетителя, его радушие, приятные манеры, даже его костюм — сгубоштатский, состоявший из рединготаnote 72, жилета и черных панталон, — так разительно контрастировали с надменными, бесстрастными лицами офицеров, что узник вдруг повеселел.
— Вы, вероятно, — спросил он, — явились, чтобы уладить дело? Говорите ли вы по-французски?
— No! No! My boynote 73. Впрочем, перейдем к делу, мой дорогой. Доверьтесь мне, откройте правду. Мой сан гарантирует вам соблюдение тайны.
