Как бы то ни было, но попав в Верховный Совет, Константинов сразу же вступил в ряды так называемых «державников», основным занятием которых поначалу было устраивать по любому поводу истерические плачи по почившей империи. А поскольку «державники» отказывались признавать, что СССР умер собственной смертью, то постоянно требовали найти и примерно наказать убийц рабоче-крестьянского царства. Более всего доставалось при этом «Беловежским заговорщикам» во главе с президентом Ельциным, которых некоторые призывали судить чуть ли не международным трибуналом, а другие (и Константинов, естественно, был в их числе) — расстрелять без суда и следствия.
Давая как-то интервью по телевидению, Константинов, на вопрос корреспондента, как он понимает собственные слова «расстрелять Беловежских заговорщиков без суда и следствия», пояснил, что он послал бы в Беловежскую пущу роту автоматчиков, чтобы арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича. Рота имела бы приказ: в случае, если указанные лица вздумали оказать сопротивление, открыть огонь на поражение.
Правда, когда все это действительно происходило, Константинов, еще не придя в себя от обрушившихся на него как на депутата льгот, послушно проголосовал за ратификацию Беловежских соглашений, даже не помышляя кого-либо арестовывать и расстреливать. В этом же интервью, отвечая на вопрос, считает ли он возможным, чтобы еврей когда-нибудь стал президентом России, ответил «Почему нет?» И чуть не погубил всю свою дальнейшую карьеру в оппозиции. После ему пришлось долго объяснять, что он ответил подобным образом только потому, что вообще против президентского поста и прикладывает все усилия, чтобы добиться отмены «как не оправдавшего себя». Это убедило далеко не всех, но кипучая деятельность Константинова, ставшего одним из активнейших представителей «непримиримой оппозиции» и не чурающегося самой черной работы во имя свержения «оккупационного режима», не могла уже игнорироваться другими крупными и мелкими вождями. Тем более, что Константинов упорно работал по сплочению «непримиримых» в единый блок.
Задача была трудная. «Непримиримых» также раздирали непримиримые противоречия. Одни не желали иметь ничего общего с коммунистами, другие — всех, кроме себя, считали сионистами, третьи требовали оставаться в рамках парламентской борьбы, в то время как четвертые более всего на свете хотели пострелять. И только коммунисты Геннадия Зюганова, по традиции, готовы были примкнуть к кому угодно, лишь бы восстановить утраченные, благодаря предательству КПСС, свои былые позиции в обществе. В былые времена эти позиции удавалось поддерживать, только опираясь на карательный аппарат КГБ. Ныне теоретик Зюганов видел будущее своей партии в опоре на военизированные фашистские группировки.
